И словно тучка тенью проплыла по ее лицу.
— Убитый лежал морфлотец с флагом в руке. Половину белый, половину голубой флаг-то. Пароходный их, видать. — Женщина смахнула слезу и, заморгав, посмотрела на Бориса, который стоял напротив. — Такой, как ты, был морфлотец, — сказала она, — статный из себя. Ну, может, на годок постарше.
Как завидовал я Борису! Не только потому, что эта пожилая женщина нашла сходство с моряком. На Бориса как-то очень внимательно посмотрел генерал.
Потом мы зашли в школу. В этом кирпичном доме немцы свили последнее пулеметное гнездо. Они вели такой сильный огонь, что не поднять головы. И тогда один матрос вызвался уничтожить огневую точку. Сколько матрос прополз под свинцовым веером? Полетела одна граната, другая. Но обе взорвались под окном. А пулемет опять хлещет по нашим бойцам. Медлить нельзя, и граната последняя. И тут все увидели, как матрос сбросил каску и надел бескозырку. Вот он встал во весь рост и швырнул гранату в окно. Взрыва моряк уже не слышал. Подкошенный пулеметной очередью, он упал, обнимая землю.
Мы с Борисом постояли у того окна, от которого когда-то в ужасе отпрянули фашисты, увидев моряка с занесенной в руке гранатой. Счастливцы ребята этой школы! В маленькой комнатушке они разместили музей боевой славы. Здесь висит и копия с картины, изображающей бой за Белый Раст. Под стеклом — десятки писем с воспоминаниями моряков, освобождавших село.
Но самые дорогие экспонаты, которыми может гордиться не только школа, но любой музей, — белый флаг с голубой каймой и фляга с водой из Тихого океана. Нам разрешили подержать эту флягу в руках.
— Действительно тихоокеанская? — переспросил Борис. И по лицу было видно, что он не очень-то уверен в заправдашности этого экспоната.
И еще в музее — везет же людям — нам показали военно-морскую форму. Белая форменка с синим воротничком, тельняшка и черные брюки клеш с настоящим, отливающим медной бляхой ремнем. Это по только музейный экспонат. В День Победы лучший из лучших учеников удостаивается чести ее надеть и встать в почетном карауле у памятника погибшим морякам.
Мы долго стояли молча — генерал, я, Борис и еще много-много народу. В центре Белого Раста, на самом взгорке у гранитной плиты, на которой лежал якорь, настоящий судовой якорь — его привезли сюда моряки-тихоокеанцы.
Тяжелый якорь на мраморной плите. И цветы, полевые цветы — ромашки, колокольчики… На граните, как будто на застывшем клочке моря. (Вот почему я вспомнил эту нашу экскурсию: венок на волне, якорь в Белом Расте, Борис… Обратная связь…)
На взгорке дул сильный ветер. И верилось, честное слово, что за лесом, за полом, только поднимись повыше, увидишь океан.
— А вы знаете, — произнесла пожилая женщина, та самая, что рассказывала нам о герое-морфлотце, — сюда прилетают чайки…
Мы замерли. Из-за темно-зеленых макушек елей взметнулись четыре белых крыла. Они скользнули над полем, приблизились к нам и прошелестели над головами. Правда, две морские чайки.
— С самого Тихого океана прилетают, верно вам говорю, — сказала женщина.
— Чайки? Не может быть! Откуда?
— Да вот они и заявились! — радостно воскликнула женщина.
— Что вы! — снисходительно усмехнулся Борис — Канал рядом.
И все опять посмотрели на Бориса. Нехорошо посмотрели. А генерал даже и не взглянул.
Надо же, какая мелочь — уж давно бы забыть, а вспомнилось. Экскурсия в Белый Раст, венок «Стремительному» на граните моря.
7
Меня назначили бачковым. Есть на кораблях такая нештатная, исполняемая по совместительству должность. Называется она так от слова «бачок» — это что-то в виде кастрюли для борща, каши, компота. Судя по термину, придумана эта должность лет двести назад, в эпоху парусного флота, когда бачком величали, возможно, даже тарелку. И вот в наш атомно-кибернетический век течением времени прибило эту должность в старом наименовании.
Обязанности у бачкового незамысловатые — накрыть стол для матросов (не путать с вестовым, который хозяйничает в кают-компании!) к завтраку, обеду, ужину. Принести с камбуза первое, второе и третье — в этих самых бачках, разлить и разложить все по тарелкам, так, чтобы было не только поровну, но идентично по вкусу и калорийности — особенно когда вылавливаешь чумичкой (половником) мясо. Тут, конечно, не без симпатий, и служебное положение каждый использует по-своему. Афанасьеву я выделил-таки самый лучший, на мой взгляд, кусок. Все, конечно, обратили на подхалимаж внимание, но виду никто не подал. «Сегодня ты, а завтра я!» — обязанности бачкового матросы выполняют по очереди. Делить борщ или компот — дело нехитрое, а скорее, даже приятное. В «бачковстве» есть другая, очень трудная процедура — это доставка борщей и супов из камбуза к столу. Особенно во время шторма. Ты сам-то по трапу еще сваливаешься мешок мешком, а кок, словно дьявол, улыбается во всю свою лоснящуюся физиономию и сует тебе в руки горячий, до краев наполненный борщом бачок. Дифферент в полградуса — и ты уже ошпарен, как грешник в преисподней. Но главная казнь впереди — тебе надо, не держась за ручки трапа, подняться по скользким ступеням, балансируя обжигающим бачком! А ступеньки вверх-вниз, вниз-вверх. Посмотрела бы в эти минуты мама родная на своего сынка-любимца, который полгода назад капризно ковырял вилкой в домашних котлетах.