«Угораздило тебя, — говорю ему, — как раз сегодня напиться».
Он уж сел за стол, ждет, чтоб я ему обедать дала. Шмыгает носом и на меня таращится. Он, как напьется, завсегда носом шмыгает. Обсмеешься глядючи.
Подала ему обед. Он возит ложкой по тарелке, в рот попасть не может.
Села я супротив его, гляжу. Недолго, думаю, осталось нам глядеть друг на друга. Кончились наши гляделки. И так тяжко и горько у меня на сердце сделалось! Не сиди здесь свекровь — а она от нас ни на шаг: как бы чего важного не пропустить, — я бы заплакала, горючими слезьми заплакала.
Он ест и шмыгает. Спрашивает меня через ейную голову:
«Была у Ешича?»
«Была», — говорю.
«И что он сказал?»
«Все то ж», — говорю.
Не могу я при свекрови с мужем разговаривать, и все. А она, как назло, решила сегодня не отходить от нас.
Миса знай себе ест. Наконец отвалился. Потянуло его на кровать, малость всхрапнуть, устал человек. Шмыгнул носом, оперся руками о стол, встал и побрел в комнату.
Что же это он делает, думаю? Теперича до вечера проспит. А там встанет, умоется, выпьет воды с вареньем, кофею и снова к дружкам-приятелям. Как заведено. Просидит в кофейне часов до девяти или десяти. А вернется, наскоро поужинает и спать завалится. И в тот же миг захрапит. Когда же с им разговаривать? Некогда, и все тут.
Убрала я со стола, вымыла тарелки. Свекровь наконец надумала убраться. Вроде теперича ничё не пропустишь.
«Я, — говорит, — выйду ненадолго». — Не знаю куда.
Иди, думаю, чтоб тебе вовек не вернуться. Скатертью дорожка!
«Иди», — говорю.
Токо она ушла, я в комнату.
Миса ишо не спал. Разделся, накрылся одеялом, но не спит.
Так и так, говорю я ему.
«Обошла я, Миса, много докторов, и ни один мне не сказал ничё хорошего. И с доктором Ешичем разговаривала, и он ничё не мог мне сказать. А я, видишь, все хужее да хужее. Верно, конец мне пришел, Миса. Видать, настало мне время отправляться в дальнюю дорогу. — И тут я тихонько заплакала. — Недолго осталось нам друг на дружку глядеть».
А он, должно быть, все и сам уж видит. Лежит под одеялом, в потолок глядит. А опосля вдруг закрыл глаза руками.
«Замолчи, — говорит, — перестань, господом богом тебя заклинаю. Не могу слышать, как ты такое говоришь».
Не может он, вишь, слышать.
«Хошь не хошь, Миса, а иначе не выходит. Как мое время придет, ты мне свечу зажги. Я все, что надобно, купила. Вон там лежит».
Тут, господи, заплакал и он. Рук с глаз-то не принял, но все одно видать — плачет. Всхлипывает аж.
«Света, — говорит он скрозь ладони, это он про брата, — год как помер, а теперича и ты за им собралась. Не могу я так. Не могу, и все. И не говори мне ничё».
Я потихоньку повернулась и пошла.
«Свечу и спички я в шифонер положила, — говорю ему, — на верхнюю полку. Коли понадобятся, возьмешь. А теперича спи».
С пьяным какой разговор! И когда плачешь, тоже разговор не получается. Сердце не дает.
Вот и ушла. А он так и остался лежать — руками глаза закрывши.
Вернулась я в кухню, умылась. Слезьми рази горю пособишь?
Пошла к колодцу. Раза четыре по полведерка вытягивала и то еле-еле.
Дотащилась до дому. Вылила воду в таз, свернула половики и взялась убираться. Не хочу дом оставлять неприбранным. Не хочу, чтоб люди про меня злословили.
Вожусь помаленьку.
Да вот горе, не идет дело. Раз рукой двину и стою, отдыхиваюсь. Елозю я на коленках у кровати, тру пол, и вдруг в голове как помрачилось. Сунулась я носом в мокрую половицу и растянулась во всю свою длину.
Пролежала я так не помня себя долго ли, нет, не знаю, но начала вроде просыпаться. Гляжу вокруг. Никак в толк не возьму, где я и что тут делаю. А как разобралась, стала Мису звать, чтоб он поднял меня. Рот разинула, кричу, а ничё не слыхать. Зову, а не зову.
«Миса!» — кричу во все горло, а получается — шепчу. Осипла, что ли, напрочь голоса лишилась.
Господи, думаю, и голос пропал.
Помолчала я, обвыкла малость. Передохнула чуток и кое-как встала на карачки. Попробовала снова крикнуть. Нет, не слыхать. Так на карачках, навроде скотины, и поползла в комнату.
Толканула дверь, перевалилась через порог.
«Миса! — шепчу с порога. — Миса!»
Не слышит. Дрыхнет, проклятый.
Пошла и дальше на всех четырех. Добралась до кровати, тяну его за носок. Вроде голодной кошки. Ухвачусь, потяну и тут же на пол валюсь. Потяну — и на пол.
«Миса! — кричу. — Миса!»
Еле добудилась.
«А? — вскинулся он. — Что такое? Где ты?»