Немного же люди о людях знают.
Пришли мы, значит, в Бреговскую больницу, но мужа мого там уже не было.
«Мужа твого, — сказал мне доктор, — тут нету».
«Как нету? Мне сказали, его сюда повезли».
«Правильно, — говорит, — но у его очень тяжелое ранение, и я его на нашей машине сразу в Ш. отправил. Там ему лучше будет, у их струменты лучше, чем у нас».
«А нога, — спрашиваю, — нога-то как, совсем пропала иль нет?»
«Прямо тебе скажу, — говорит доктор, — я ногу его не трогал. Перевязал покрепче, чтоб в дороге не растрясло, и отправил в Ш. А что дальше будет, сказать тебе не берусь».
Ох, горе!
«Ладно, — говорю, — доктор, спасибо вам».
Не успели, можно сказать, войти, как уж и вышли. На улице лишь и спохватились, что ничё не узнали. Как есть ничё. Где была — нигде, что сделала — ничё! И зачем токо Каменче с собой таскала?..
В спешке даже про доктора Ешича не спросила. Последние годы он тут работал, и мы с им знакомство водили, он бы помог. Но он тоже не так давно в Ш. переехал. Может, там его отыщу, думаю.
«Слушай, Каменче, — говорю я ему, как малость собралась с духом, — сам видишь, надо мне иттить дальше. А ты дождись поезда и езжай домой. Спасибо, что проводил меня».
А он отвечает:
«Я, Петрия, вернусь, коли и ты вернешься. А нет, так пойду с тобой; слышала ведь, что анженер Маркович сказал. А ты, я вижу, ничё не узнала».
«Я, — говорю, — не хочу поезда ждать. — Время было часа два, а поезд из Брегова шел в пять или в полшестого. Коли в пути не застрянет, в Ш. будет в семь, полвосьмого, — Пешком скорей придешь».
«По мне, — говорит Каменче, — лучше бы поезда дождаться. Но решай сама. Ежели думаешь лучше пешком иттить, пойдем пешком».
«Пойдем, пожалуй».
Взял он опять мой чумодан. Скинула я шерстяной платок, и мы тронулись в путь.
Вышли на дорогу в Ш.
Километров двадцать семь — двадцать восемь от Брегова до Ш. будет, и мы в ту ночь пешком их прошли. Я — босиком, в мокрых чулках, Каменче — с чумоданом, а за нами — собаки, так и идут, ни на шаг не отстают.
Утром вместе с собаками пришли в город.
Ноги не держат, до того устали, что мы, что собаки.
Мурза, Черныш, Калина в грязи по уши, языки до земли вывалили. Остановимся, они сразу укладываются. Чуть от самой грязи отойдут — и ложатся. Мы тронемся, они минутку полежат — и бегом за нами.
Утро выдалось пасмурное. Каменче — весь белый, измученный, щетина небритая дыбом стоит. Кожух скинул, в руке несет, пот из-под каски струйками текет.
Но не жалится. Молчит, хмурится.
«Дойдешь?» — спрашиваю его.
«Раз ты можешь, так и я могу».
Я-то усталости не чувствую, видать, не одна душа да сердце, но и руки, ноги, плечи — все ждет, чем-то больница встренет. Сама себя не вижу, не знаю, на кого я похожа, но чулки на ногах вконец прохудились, и я уж давно голыми ступнями по ледяной грязи шлепаю; как вниз спустились, снега не стало, и пошла сплошная грязища. Ноги, будто и не мои, все равно как на ходулях шагаю.
Пришли в город и перво-наперво свернули к пекарне. Купила я там буханку белого хлеба.
Сели мы на какую-то бетонную плиту, ломаем хлеб и едим. И собакам, само собой, бросаем.
Они, бедные, тоже проголодались, на лету хлеб хватают.
Съели мы хлеб. Хорошо бы, думаем, зайти в кофейню.
Скоро нашли подходячую. Прежде ее частник держал. Крестьяне сюда на лошадях заворачивали, коров в стойлах могли оставить. Теперича она, понятно, государственная, коров не пущают, но крестьяне по-прежнему сюда заезжают.
Свернули и мы.
«Зайдем, — говорю я Каменче, — выпьем кофею и по рюмочке возьмем».
Принес нам кельнер, что мы заказали, я и спрашиваю:
«Где здесь у вас умыться можно?»
«Вон во дворе колонка, — отвечает, — умывайся сколько хочешь».
Вынула я из чумодана свои проклятущие туфли, взяла сухие чулки. Вышла во двор.
Стянула с ног рваные чулки, забросила их подальше. Вымыла ноги холодной водой. Руки потерла, умылась. От меня прямо пар идет.
Натянула чистые чулки на мокрые ноги, сунула их в туфли и пошла назад в кофейню.
«Поди, — говорю Каменче, — коли хочешь, ополоснись. И тронемся дальше».
Умылся он, выпили мы кофею и ракии. Пришли немного в себя.
«Ну, — говорю, — чему быть, того не миновать. Да поможет нам бог».
Пошли мы в больницу. Теперича что бог даст.