Я про их и думать позабыла. Где мне ишо и про их помнить?
А они давай на меня прыгать. Визжат от радости, хвостами крутят.
Но до их ли мне? А они знай себе скачут, лапами своими меня марают.
«Пошли, — кричу им, — чтоб вам пусто было!»
И ногой их. Попала, кажись, в Мурзу.
Собаки отбежали. Стали посередь улицы и смотрят. Понять не могут, за что я их так.
Каменче и говорит:
«Бог с тобой, чего ты их бьешь?»
«Да не могу я и об их думать. Видал, всю юбку замарали».
Оттерлась кое-как.
«Пойдем, — говорю, — сначала зайдем на малую станцию, а опосля на большую, поглядим, когда поезда. И разъедемся в разные стороны».
«Зачем нам, — говорит Каменче, — на малую станцию?»
«Да посмотрим, может, найдется тебе какой поезд поране. Окненский токо в два пойдет. Ты и так уже много время потерял».
А он тут и говорит:
«Я знаю, когда мой поезд. Но я по-другому думал».
«А что же ты думал?»
«Да я думал, — говорит, — мы вместе поедем, ежели ты не против. Ночью-то мне ехать не хотелось, меня даже зло взяло и на тебя, и на главного анженера, что заставил меня ехать. Думал, нашли дурака! А послушал, как с тобой люди разговаривают, поглядел, как все стараются улизнуть от тебя, как никто не хочет в беде помочь, я и подумал, ведь никто не знает, что с им завтра будет, ведь и со мной может случиться то же, что с Мисой твоим. И от жены моей, поди, так же все бегать будут. Потому я бы, Петрия, одну тебя в Белград не отпустил. Но вот, понимаешь, денег у меня нет на дорогу. Надо бы сперва где-нибудь денег достать».
Да, показал себя Каменче человеком, ничё не скажешь! Я и не ждала от его такого. Пошел-то он со мной без охоты, я боялась, бросит меня где-нибудь посередь дороги одну с чумоданом.
«Деньги-то что, — говорю ему, — есть у меня деньги. — А и вправду, деньги у меня были. Миса как раз аванс получил, да и припасено малость было; я все и взяла. — Но жалко мне таскать тебя за собой. Ты и так на меня много время потратил, а до Белграда дорога не близкая. Дома-то тебя ждут небось».
«Об этом, — говорит, — не заботься. Лишь бы с Мисой все обошлось. Лишь бы его застать живого».
Вот уж, ей-богу, не ждала! Я и заикнуться не смела, чтоб он в Белград со мной поехал.
Ну, пошли мы на улицу Царя Лазаря, оттудова прямая дорога на Окно. Решили попробовать собак домой спровадить.
Каменче так и сказал:
«Пошли, попробуем ишо разок. Жалко ведь, пропадут».
Вышли мы почти за город.
Давай гнать собак в Окно. Эй вы, глупыши, вот вам дорога домой, пошли отсюдова, ведь пропадете!
Гоним их, камнями в их бросаем, напужать хотим. А они ни в какую. Сбились в кучу неподалеку, мокрые, дрожат и понять не могут, чего мы их гоним.
И снова отступились мы.
Бог с ими. Не хотят так не хотят. Что тут сделаешь?
Пошли на станцию. А до ее, проклятой, путь не близкий, полчаса ходу. Ноги протянешь, пока дойдешь.
Доплелись кое-как, собаки все за нами идут, близко не подходят, но из виду не теряют. Спрашиваем, когда поезд на Белград? В десять вечера, отвечают. Пассажирский? Да, пассажирский. Билеты продаете? Нет, билеты перед отходом поезда.
А время, брат, было часов десять-одиннадцать. До самого вечера ждать надо.
«Пошли, — говорю, — Каменче, в зал ожидания. Там ляжем на скамейки, может, малость и подремлем. А в обед опять хлеба купим, поедим».
Вошли в ожидальню, устроились. Скорчились на деревянной скамейке.
Я под голову платок положила, Каменче сунул мой чумодан. Но рази тут заснешь?
Холодно, двери хлопают, сквозняк, люди слоняются туда-сюда. Жестко.
Да и тревога, брат, гнетет, ни на миг не оставляет. Чуть глаза прикрою, сразу этого бедолагу Ниджо Деревяшку вижу, как шкандыбает он на своей деревянной ноге по улицам. А там вдруг представится, что вовсе это не Никола, а мой Миса. Ковыляет по улицам да ишо скалится, пальцем мне грозит. Я и проснусь тут же.
Так цельный день и промаялась, толком и не поспала.
Села, стала в окно глядеть. Тарахтят по рельсам и пыхтят паровозы манервенные, с грохотом поезда проносятся. Мечется народ по белу свету, а чего, и сам, поди, не знает.
Боже, думаю, есть ли где в мире тихое да покойное место? И куда токо людей не носит?
Собаки, мои выбрали себе сухой островок под платаном у станции и там друг возле друга свернулись в клубочки.
Чуть задремлят и тут же вскидываются, глядят в двери, там ли мы. Упустить боятся.
Наконец дождались мы поезда. Отдохнуть не отдохнули, лишь сильнее намаялись. Но вот пришел и он.