«Получать-то получаю, а знаешь, почем нынче семена?»
Однако грех мне на его жаловаться, все ж таки помог он нам.
Спросил, знаю ли я, где муж находится.
Я, понятно, не знаю. И думать не думала, что в Белграде полно больниц и все в разных концах. Я думала здесь, как в Ш., все в одном месте. И даже ежели не одна больница, так тоже все рядышком.
Говорю ему, что доктор отправил его в ор-то-пе-ди-че-ску-ю, а где она, я не знаю.
Он задумался.
«Слушай, — говорит. — Я тоже не знаю, где бы эта больница могла быть. Где городская, знаю. Другие ишо знаю, а об этой и слыхом не слыхал. Иди-ка ты, совет тебе дам, в военную, может, твой муж там лежит. Ступай вот по этой улице, а там свернешь в третью улицу направо, пойдешь прямо-прямо, пока не упрешься в главные ворота. Там и будет военная больница. Теперича там, само собой, никого нету, будешь до утра ждать».
«Ладно, землячок, — говорю, — спасибо тебе за помочь».
Пошли мы, как он сказал, а он и вслед кричит:
«Дак ты точно не слыхала про Мораву? Разлилась она иль нет?»
«Нет, не слыхала, правду говорю».
«Не пишут, черти, вот и не знаешь, как там. Придется самому сесть да написать».
Так и остался он стоять перед станцией и ломать себе голову: разлилась нынче Морава иль нет, а мы пошли больницу искать.
И нашли, слава богу!
Пошли по улице, свернули в третью улицу направо и вышли прямиком к больничным воротам.
Там, понятно, все заперто. Мы давай заглядывать скрозь железные прутья, туда, сюда суемся. Никого не видать, кругом пусто. Да особенно и не заглянешь, сторож не позволяет.
«У меня тут муж лежит, — говорю я ему, — мне надо посмотреть, где он».
Не пущает.
«Погоди, — говорит, — дежурного позову. А вы пока отойдите отсюдова».
Отошли мы в сторонку, позвал он кого-то. Вышел человек.
Я ему говорю так, мол, и так, сюда, наверно, мого мужа привезли, я хочу узнать, как он, хочу с им повидаться.
Он говорит:
«Счас ты ничё не узнаешь, ночь на дворе. Утром приходи».
Делать неча, стали утра ждать.
Поставил Каменче чумодан возле стены на другой стороне улицы, примостились мы обои на ем. С одного боку я, с другого он. Сняла с себя шерстяной платок, прикрыла нам ноги. Сидим, молчим.
Даже задремали малость. Уж и сама не знаю как.
Проснулись, совсем уж рассвело. Погода хмурая, туман.
Калитка открыта. Народ какой-то входит. Но одни офицеры, господи!
Пошли и мы.
Но дежурный уж переменился. Новый сидит.
Я говорю ему про свое дело.
«Мужа мого, — говорю, — прошлой ночью на шахте покалечило и его оттудова повезли сначала в Брегово, потом в Ш., а из Ш., значит, сюда, в Белград. Может, он тут, у вас?
«А ты точно, — спрашивает он, — знаешь, что его сюда привезли?»
«Точно не знаю, да, наверно, сюда. Так нам и милицейский на станции сказал!»
Думала, сошлюсь на его, лучше будет.
А дежурный брезгливо так рукой отмахнулся.
«Откудова ему-то знать? — говорит. — Пущай бы своим делом занимался, а не совал нос туда, куда его не просют. Скажи-ка, твой муж — военный?»
«Нет, — говорю. — Шахтер он».
«А это, — говорит, — военная больница. Для военных».
Тут я совсем духом пала, право слово.
«Ох, — говорю, — что ж мне делать, горемыке несчастной? Как в этой пустыне человека отыскать? Ведь не скрозь землю он провалился?»
А тот плечами пожимает.
«Не знаю, — говорит. — Скажи на всякий случай, как его фамилия, я проверю. Но сумлеваюсь».
Сказала я ему Мисину фамилию, он пошел к себе. У его там домишко такой махонький, он в ем сидит.
Посидел он там недолго, вернулся.
«Нету здесь такого».
И тут же поворачивается, иттить хочет.
«Да погоди, — кричу я ему, — не уходи! Что делать-то мне? Вторые сутки гонюсь за им, никак не отыщу».
«Ничем не могу, — говорит, — тебе помочь».
«Дак хочь внутрь пусти, я сама спрошу».
Он глядит на меня.
«Кого спросишь-то?»
«Да не знаю. Директора иль ишо кого».
Мотнул он головой.
«Нельзя, — говорит. — Это военная больница, и сюда всем входить не положено. А штатским тут вообче делать неча».
«Ежели больница, — не выдержал тут и встрял Каменче, — для военных, так что ж ты здесь делаешь? Чего ж ты сам в штатском? Скажи лучше, не хочешь пущать».
А на ем всамделе формы-то нет. Простой пинжак. Да и на многих других, вижу, штатское, без всякой формы ходют.
Разозлился тот, налетел на Каменче.
«Ты ишо будешь меня допрашивать на моем рабочем месте? Будешь ишо меня проверять, военный я иль нет и где моя униформа? А коли хочешь знать, так я здесь на службе, хочь и не военный. А дома у меня пятеро детей, и я не хочу, чтоб из-за вас меня с работы выгнали, а дети мои остались без куска хлеба».