Смотрит на меня Миса, смотрит, а там и говорит:
«Завтра чтоб пошла к доктору Чоровичу. Он во всех болестях понимает, вылечит и твою руку».
Хорошо, думаю, послушаюсь. Миса поумней меня будет.
Назавтра иду к доктору.
Принял он меня ласково. Смотрит поверх очков и спрашивает:
«На что жалишься, Петрия?»
«Чтой-то в руку вступило, — говорю, — шевельнуть не могу».
«Как это вступило? Ушибла небось?»
«Да нет», — говорю.
«Ну-ка поглядим».
Скинула я кофту, взялся он щупать мою руку. Крутит ее туда-сюда.
«Так больно?»
«Больно».
«А здесь больно?»
«Больно».
«А тут?»
«Тоже»
«Что ж у тебя, кругом болит?»
«Кругом болит», — говорю.
Чего он меня допрашивает, думаю, будто поп на исповеди. Не болела бы, не пришла.
«Слушай, — говорит, — брось мне очки втирать. Кругом болеть не может».
«Не знаю, — говорю, — токо болит рука от плеча до самых пальцев. И делать ничё не могу. Поднять ничё не могу».
«Ну-ка, — говорит, — сожми кулак!»
А я не могу.
Он собрал мне пальцы вместе.
«Попробуй ишо раз».
Я все одно не могу.
Смотрит на меня старик из-под очков, потом и вовсе на лоб их закинул.
«Петрия, скажи мне правду, с мужем дралась?»
«Да нет», — говорю.
«А может, застудила? Белье на улице не полоскала в ледяной воде?»
«Тоже нет, — говорю. — Рази когда в кофейне служила?»
«В какой кофейне?
«Я, — говорю, — три года, с сорок пятого до сорок восьмого, в кофейне работала в Доброй Доле, судомойкой. Тогда, может».
«А тогда рука болела?»
«Нет!»
Он повел бровями.
«А с чего бы ей сейчас болеть?»
Начал он мне на спину давить. Щупает, жмет.
«А здесь болит?»
«Нет», — говорю.
Отпустил он меня. Сел за свой стол, надвинул очки на нос.
«Одевайся, — говорит, а сам чтой-то пишет, опосля вздохнул и говорит: — О господи, и чего эти босяки не выдумают?»
А про меня не так просто сказать, кто я. Муж у меня шахтер, по ему я, понятное дело, босячка. Но сама я из деревни, значит, лапотница. Вот и рассуди, кто я.
Одеваюсь я.
«Ничё, — говорю, — я не выдумываю. Вот те крест, сильно болит».
«Ну ладно, — говорит, — не выдумываешь так не выдумываешь. Будешь вот это пить три раза в день по одной таблетке. А дён через пять придешь. Тогда поглядим».
И дает три коробочки.
Взяла я их и пошла себе.
На улице-то посмотрела, что в коробочках. А там, господи, аспирин!
О, чтоб тебя! Думаешь, ежели ты доктор, так над тобой и господа бога нету? Что у меня — жар, чтоб аспирин пить? Аспирин, когда жар, пьют, а не от больных рук. У меня, брат, не грипп.
И так я на его осерчала и обиделась, что и иттить к ему больше не хотела.
Вот так. Я доктора Чоровича, и вправду, очень почитала, дак ведь и он, брат, тоже должон совесть иметь. Ведь и я не круглая дура. Ежели у тебя есть голова на плечах и ты выучился и умеешь народ и лечить, и учить, дак ведь и у меня на плечах не кочан капусты! Ведь правда? Ты бы тоже, поди, обиделся?
Сунула я аспирин в буфет и пить не стала.
И не пошла б к ему, ежели б он меня сам не увидал. Собралась я как-то рано утром, полшестого не было, на базар. И вдруг его встречаю, тоже встал ни свет ни заря.
«Добрутро, господин доктор», — поздоровалась я с им. А как же иначе, не отворачивать же голову.
«Добрутро, Петрия, — говорит. — Прошла твоя рука?»
Надо же, вспомнил!
«Нет, — говорю. — Болит, как и болела».
«А ты пила таблетки, что я тебе дал?»
«Пила, — говорю, — как не пить. Но, похоже, они мне без пользы».
«Приходи сегодня ко мне, — говорит, — я погляжу».
Пошла я снова к ему.
Ишо раз поглядел он мою руку, снова крутил ее и вертел. Болит, мочи нет.
«Господин доктор, — спрашиваю его, — а не сохнет она у меня? Честно мне скажите».
«Сохнет? — говорит. — Ты что думаешь, рука так ни с того ни с сего может отсохнуть? Акация в саду и то за здорово живешь не сохнет, а рука на живом человеке и подавно».
«Потому я и говорю. Ведь сильно болит. Поди, тоже не за здорово живешь болит».
«Чтой-то ты крутишь со своей рукой, токо не знаю что. Вот тебе направление в Ш., пущай там тебе снимок сделают. Подождешь снимки, они тебе их на руки выдадут, и принесешь мне. Так им там и скажешь».
Ладно. Поеду в Ш.
Назавтра сажусь в поезд, еду в Ш.
Сунули мне там руку в аппарат, сняли. Дождалась, получила снимок.
Иду оттель и думаю: может, к Ешичу заглянуть. И он доктор, поди, тоже разбирается.
Зашла к ему. Он ведь тут же, при больнице.
Взял Ешич снимок, глянул на свет. Пощупал малость руку, подавил на суставы.