Так вот и Снежану увезли. Все. Осталась я одна.
В тот год осенью Миса снова угодил в больницу. И пролежал там почитай два месяца.
Вижу я, больница ему без пользы. Решила я напрямки с докторами поговорить.
«Можете вы, — спрашиваю я их, — мого мужа на ноги поставить или не можете? Честно мне скажите».
Они туда-сюда, то, это. Видать, и сами не знают, что сказать.
«Понимаете, — говорю я им, — что я вас спрашиваю? Можете вы мужа вылечить или не можете? Ведь так боле терпеть нельзя».
«Дак ведь, — говорят они мне, — ты и сама видишь, каково ему, прежнее здоровье мы, понятно, возвернуть не можем, мы можем токо пособить ему протянуть ишо какое-никакое время. А может, лучше было бы в Белград его отправить».
«Само собой, — говорю, — угробили человека, а теперича в Белград его вези. Пущай другие над им голову ломают».
«Погоди, — набросились они на меня, — не угробили мы его! Что ты такое говоришь?»
«Чего там годить? — говорю. — Хватит с меня, и так того дождалась, что вы его до могилы довели и теперича спихнуть на других хотите».
Они начали мне там чтой-то доказывать. А я их уж и слушать не стала.
«Ну-ка, — говорю, — выписывайте его, мы домой поедем. А надо будет, я сама его в Белград свезу».
И поехали мы с им домой.
А тут и зима пришла.
Миса дома, со мной, но почитай что и не встает, за зиму хорошо, ежели два или три раза на улицу вышел. А там снова приспело время в больницу ложиться.
Ну, думаю, повезу его в Белград.
Выправила ему бумагу туда, сделала все, как надо.
А в душе надежду таю — и ругаю себя: что бы прежде вспомнить? — вдруг он опять попадет к тому самому доброму доктору Николичу, тот бы его непременно вытащил.
Но выпала нам совсем другая больница. Я прошу, чтоб его к доктору Николичу перевели, а они говорят:
«Это не его случай, он другие болести лечит».
Так и пришлось оставить Мису в этой больнице. Что будешь делать?
С месяц Миса там пролежал, выписали его. Три или четыре недели дома побыл и снова к им возвернулся.
Совсем уж плохой стал, одной ногой, можно сказать, в могиле.
Осталась я в Белграде, каждый день хожу к ему, навещаю. Доктор разрешил.
Спрашиваю я его как-то:
«Полегчало тебе малость, Миса? Лекарствия-то дают?»
«Болей сильных, — отвечает, — нету. — А у его желудок сильно болел. — Лекарствия кажный день дают и уколы делают».
«Даст бог, — говорю, — лучше станет».
«Наверно», — говорит.
«Знаешь, я тогда бы, — говорю, — пожалуй, домой поехала. И там дела ждут. Ежели ты не против».
«Езжай, — говорит, — чего зря время терять и тратиться. — И тут же добавил: — Токо, Петрия, ты про меня не забывай. Надолго-то не бросай. Не ровен час…»
И рукой так сделал.
Я испужалась.
«Что не ровен час, — говорю, — ты, Миса, не пужай меня. Как это я могу про тебя забыть? Зачем и говоришь такое?»
И взялась поправлять ему подушку, а то у его голова завалилась, страшно глядеть.
Он опять рукой так сделал. И криво так улыбается.
«Не ровен час придется скоро в дальнюю дорогу мне трогаться».
Улыбается, а сам смотрит на меня, ждет, что я скажу.
«Ну, — говорю, — это ты брось. Тебе же полегчало. И на лицо лучше стал».
По правде-то, где там лучше, вовсе даже не лучше. Все время в сон его клонит. Как ни приду, говорит, спать хочет. Должно, от лекарствий.
Ущипнул он себя легонько за щеку.
«Это ты, Петрия, всерьез говоришь? Правда, я на лицо лучше? Не врешь?»
И смотрит на меня так, будто теперича все от меня зависит. Как скажу, так и будет.
«А как же? — говорю. — Стала бы я тебе врать. — А сама снова подушку ему поправляю. — Само собой, лучше, аж помолодел».
Он опять ущипнул себя за щеку.
«Знаешь, — говорит, — с тех пор, как я здесь, желудок и правда не так болит. Может, нашли здесь лекарствие от моей хвори?»
«Уж ежели им не найти, кто ж ишо найдет? Само собой, нашли. Потому и полегчало».
«Ладно, — говорит, — ступай, а я отдохну малость, устал чтой-то. Как сможешь, приезжай!»
Так вот я его и оставила. Соврала я ему, а вроде и сама в свое вранье поверила.
Вернулась домой.
Приходят люди, спрашивают, как он, да что.
«Плохо, — говорю. — Никудышний у меня Миса стал. Нехорошо ему».
«Его, — говорят, — эти жулики в той больнице угробили. Ежели б ты его вовремя в Белград свезла, там бы его вылечили».