В. Дунайцев, пулеметчик: «Я попал в больницу, меня ранил в голову немецкий снайпер, ребята крикнули: пригнись! Я прыгнул в сторону, но все-таки зацепило. В больнице были медсестра и врачи, которые очень хорошо к нам относились. На предложение лечь в постель я отказался, навестил тяжелораненых на втором этаже и пошел вниз. Враг был уже на подступах к больнице, медсестра говорит: «Что же дальше-то будем делать?». А нас оставалось всего несколько моряков. Но мы их успокоили, что врага к больнице не пустим. Но… мы вынуждены были отойти».
Повезло пулеметчику, что не остался он в госпитале.
Из Балаклавы в Феодосию мчался на автомашинах 105-й гитлеровский пехотный полк 72-й дивизии. По распоряжению командующего 11-й немецкой армией полк повернул на Евпаторию. Но еще до его прибытия в бой с десантом вступили 22-й разведывательный и 70-й саперный батальоны и несколько артиллерийских батарей. При мощной поддержке танков и самоходных орудий немецкие автоматчики стали отрезать десантников от моря и брать в кольцо. С соседнего аэродрома Саки поднялись в воздух 20 немецких «юнкерсов».
Моряки яростно отбивались, пытаясь удержать Пассажирскую и Товарную пристани, чтобы мог высадиться второй эшелон десанта. В 10 часов утра Бойко отправил радиограмму: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». В 11 часов Бойко сообщил: «Радиосвязи с батальоном нет». Из гостиницы «Крым» штаб батальона во главе с Бузиновым пытался наладить связь между ротами.
На моряков надвигалась огромная, жестокая сила. На улице Интернациональной против нашей единственной танкетки (две другие были уже уничтожены) немцы выстроили… евпаторийских женщин, стариков и детей. Они вели заложников впереди себя.
Ф. Снятовская (ей было тогда семнадцать лет). «Перед этим немцы выгнали всех из дома. Мужчин заставили тянуть пулеметы. Один отказался, и ему тут же кинжалом отрубили по четыре пальца на каждой руке, связали руки назад и приказали идти куда хочет. Кровь струилась следом. Когда появился наш броневик и фашисты поставили нас впереди себя, люди стали кричать, плакать».
В этот самый момент люк танкетки вдруг открылся, и десантник крикнул: «Братцы, разбегайтесь!». Тут же пуля попала ему в лоб. Это был секретарь Сакского райкома партии Трофим Коваленко. Женщины и дети кинулись врассыпную, многие оказались спасены.
На улице Танкистов пятеро десантников, попав в окружение, заскочили в домик № 5, где оказалась девяностолетняя местная караимка. Моряки успели вывести ее на задворки, а сами продолжали отстреливаться. Фашисты подожгли дом. Никто из моряков не вышел с поднятыми руками.
На второй день, 6 января, Анна Пампу, как и обещала, отправилась в больницу, но добраться не смогла: фашисты начали облаву. 7-го утром они вошли в больницу. Обнаружили восемнадцать тяжелораненых людей. Немецких автоматчиков сопровождал медицинский персонал — главный врач больницы Балахчи, хирург Глицос и санитар.
— Вы нас били?— спросил немецкий офицер.
Моряки, кто как лежал — лицом к стене, в подушку,— даже головы не повернули.
— Теперь мы вас будем убивать,— сказал офицер.
Моряки снова не отвечали, только один спросил:
— А кровью нашей не захлебнетесь?
Фашисты велели врачам и санитару выйти. После этого в палате раздались автоматные очереди…
Нетрудно представить, с каким чувством слушал эти выстрелы девятнадцатилетний тяжелораненый моряк Михаил Курносов. Самого молодого, его успели отнести, спрятать в бельевой.
После этого обоих врачей и санитара (фамилия его осталась неизвестна) вывели во двор и расстреляли.
Михаил Курносов жил еще целые сутки. На следующее утро, 8 января, немцы обнаружили в бельевой и его.
Это была уже не война, а убийство.
Когда местные жители пришли забрать тела моряков, лица убитых были обращены на середину палаты. Ни один не принял пулю в затылок или в висок. Все смотрели в дула автоматов.
Что ни говорите, а моряки — это не просто род войск, это еще и порода.
У тех, кто оставался в море и на берег не выходил, все-таки был шанс уцелеть, небольшой, но был.
Двадцать «юнкерсов» устремились в море, к кораблям.
А. Федотов, гидроакустик: «Наших самолетов не было ни одного, и «юнкерсы», наглея, расстреливали нас на бреющем полете. Убиты краснофлотцы Бакалов и Сазонов, убит старший политрук Волохов, их положили рядом на банкете, накрыли военно-морским флагом. Мне приказали встать заряжающим. На наш маленький катер идут сразу четыре «юнкерса». Ранены Левок, Апполонов но они отказались от перевязки… Второй заход — рухнула на палубу мачта с флагом. Паршуков снова водрузил флаг. …Третий заход — погибает наш командир лейтенант Чулков. Катер, уже небоеспособный, идет на одном моторе».