За окном — поздняя осень, в евпаторийском сквере уже облетела листва, природа ушла на покой. Всему свое время — дробятся скалы, осыпаются низкие берега, ветшают старые причалы.
Одно лишь море не стареет.
Все — кровь вокруг, все — кровь. А что делать — идут первые месяцы войны. Это не май сорок пятого, не Берлин, это Евпатория.
Но в конце страшного тоннеля все же есть свет, правда, совсем-совсем крохотный, и до него далеко.
Вы уже забыли, наверное, о группе чекистов особого отдела флота, которыми командовал Литовчук: им было дано задание разгромить гестапо и захватить документы. Часть их погибла, когда они под пулеметным огнем брали штурмом железную ограду, часть — в рукопашной, уже во дворе гестапо. Они отступили.
А. Лаврухин: «Нас преследовали пули на каждом шагу, немцы били с чердаков, с окон, я, как пулеметчик, не успевал поворачивать дуло своего ручного пулемета. Два вторых номера у меня убило. При отходе мы несли большие потери, раненые, чтобы не попасть к немцам, сами подрывали себя гранатами».
Они отошли к гостинице «Крым» — к штабу. Сюда к вечеру 5 января собралось около 120 бойцов и командиров во главе с политруком капитаном Бузиновым. Было решено выходить из окружения. Все вместе они устремились в глубь города. На улице Красноармейской, узкой, извилистой, их встретил пулемет, здесь погиб комиссар Палей — и его заменил Галушкин. Дальше, на углу Интернациональной и Больничной, по морякам открыла огонь вражеская танкетка. Здесь погибли 60 человек — половина. Шестеро добровольцев уничтожили танкетку гранатами, но все шестеро погибли, среди них — Березкин, начальник Евпаторийского горотдела милиции, и Полонский, подполковник милиции из Симферополя. Так, с боями, они вышли в степь, в Мамайские каменоломни.
На утро следующего дня, 6 января, Бузинов отправил в город двух разведчиков. Вернувшись, они доложили, что в городе еще идут бои. Чуть позже к каменоломням подъехала румынская конная разведка. «Кто здесь?» — окликнули они. Кто-то из командиров не выдержал и из темноты выстрелил в них. Двое ускакали, а двое были убиты.
— Не может быть, чтобы не пришло подкрепление,— говорил Бузинов,— не может быть.
Когда стемнело, моряки двинулись обратно в город. По дороге они увидели на внешнем рейде наши корабли, освещенные прожекторами. Шла перестрелка. На подходе к городу отправили новую разведку. Из двоих вернулся один: стрельба продолжается, кто и где стреляет, определить невозможно.
Группа по цепочке, мимо глухих заборов и запертых ворот двинулась дальше. Они пришли на улицу Русскую к дому № 4.
Сначала во двор проскользнули двое, осмотрелись, за ними прошла вся группа. Молодые хозяйки двух квартир Прасковья Перекрестенко и Мария Глушко провели ночных гостей в комнаты, на чердак, в сарай. Двое суток они были без сна и почти без еды. Хозяйки поставили чайник, сестра Прасковьи Мария Люткевич принесла марлю, стали перевязывать раненых. Ровенского ранило в левый глаз, и женщины ножницами извлекли осколок. Во дворе стояли часовые, в сарае прямо против ворот дежурил пулеметчик.
Позапрошлой ночью их было 740. Сегодня осталось 60. Правда, на улицах города еще слышна была перестрелка, кто-то еще был жив, дрался.
Рано утром 7 января немцы обходили улицы — двор за двором, дом за домом… Женщины были готовы рисковать собственной жизнью, но что делать, если у Марии Глушко — девятилетняя дочь, а у Прасковьи Перекрестенко — шестилетний сын и старики?
X. Ровенский: «Мне запомнилось, как утром одна из этих женщин прибежала с улицы и, ломая пальцы, говорила, что немцы уже подходят к улице Русской».
Что спасло их в то утро? Неужели только то, что женщины успели выскочить, нарисовать на заборе крест и написать «холера»? Неужели только это? В жизни случаются труднообъяснимые вещи. Так или иначе, немцы дом № 4 по улице Русской миновали.
И еще день, до новой темноты, пробыли здесь моряки. Паша Перекрестенко разговорилась с Цыпкиным, она работала до войны в кинотеатре и среди других десантников сразу узнала председателя горисполкома — в морской офицерской шинели. Вместе вспоминали, как еще совсем недавно по его, Цыпкина, распоряжению чуть не весь город сажал на набережной цветы.
Когда стемнело, двенадцать человек из группы снова ушли на разведку. Их пошел проводить Отрезов — местный житель. Он один и вернулся, все двенадцать разведчиков погибли. Обстоятельства этого дела доподлинно неизвестны и по сей день.
В ночь на 7 января оставшиеся десантники вышли за ворота. Галушкин прошел несколько сот метров и остановился. Заметив это, пулеметчик Лаврухин доложил Литовчуку.