Если Цыпкин должен был возглавить в Евпатории Советскую власть, то Галушкин — партийную. Он также решил дождаться здесь высадки второго десанта.
У Галушкина, уроженца Дальнего Востока, биография была совсем не типичная для партийного руководителя. Вот справка из его личного дела, хранящегося в архиве УВД Крымского облисполкома: «Галушкин Александр Иванович, из семьи крестьянина-кулака. Отец Галушкин Иван Терентьевич имел хозяйство: 3 дома в деревне и 2 дома в городе Благовещенске, лошадей 20 штук, земли 300 га, сельхозинвентарь и молотилку, имел постоянных рабочих… и сезонных рабочих… В г. Благовещенске имевшиеся дома сдавал в аренду, имел ломовую биржу. Совместно с другими кулаками села Ивановки отец Галушкина вызывал отряд японцев в село Ивановку для подавления партизанского движения. Кроме того, имел торговые сношения с американской торговой фирмой «Мак-Керлик» по распространению сельскохозяйственных машин в 1931 году, обвинялся по статье III УК и в 1932 году привлекался по следственному делу № 2167.
Два дяди Галушкина А. И. раскулачивались и судимы. Дед в 1929 г. был раскулачен, из пределов района выслан».
Сегодня-то мы знаем, как, каким образом составлялись порой подобные анкеты. Но даже если здесь не было правдой ни одно слово, сам факт существования такой бумаги закрывал Галушкину-младшему многие пути в жизни.
И все-таки он пробил себе дорогу. Сам. И при этом не поступился собственной честью, ни от кого из родных не отрекся. Просто, когда ему еще не было шестнадцати, он ушел из дому, ему хотелось самому зарабатывать свой хлеб. Вступил в комсомол, потом в партию. Незадолго до войны стал секретарем Симферопольского горкома партии. Когда открылся туберкулез легких, ушел в органы НКВД — освобожденным секретарем парторганизации.
Александр Иванович решил найти приют где-нибудь неподалеку, здесь же, на улице Русской. Зашел во двор дома № 9, там жил с семьей Иван Гнеденко, или, как его звал весь город, — Ванька Рыжий. Здесь Галушкина и приютили.
Через короткое время в окно дома № 4 по улице Русской постучали, хозяйки увидели во дворе Ваньку Рыжего. Он сказал, что у него к ним секрет, и женщины пустили его в комнату. Внизу, под полом, Цыпкин и Павлов, напрягаясь, слушали разговор.
— Я знаю, у вас прячутся двое, — сказал Ванька, — я тоже укрыл одного — Галушкина. Ваши его знают. Надо как-то им повидаться.
Женщины замахали руками, сказали, что у них никого нет, и незваного гостя прогнали.
— А все-таки подумайте, я через два дня приду, — уходя сказал Ванька Рыжий.
«Надо бы взять, — говорил вечером Цыпкин, — где двое, там и трое». «Ни за что! — отрезал Павлов. — Это провокатор. Там нет никакого Галушкина». — «Галушкин тоже должен был остаться в городе в случае провала, надо хотя бы проверить». — «Нет».
Павлов выяснил, что Ванька Рыжий работает возчиком на электростанции, известный пьяница, его постоянное место — возле рынка, у забегаловки.
— Гоните его, даже во двор не пускайте! — распорядился Павлов.
Через два дня Глушко и Перекрестенко говорили с соседом только за забором.
— У меня пацан случайно заметил гостя, может проболтаться, — сказал Ванька Рыжий. — Нельзя ли моего к вам, на время, там что-нибудь придумаем.
Женщины сказали, что, если он, Ванька, еще хоть раз придет, они заявят на него в полицию.
Получив отказ, Ванька Рыжий — Гнеденко перепрятал десантника на улицу Чехова, к Лидии Ткаченко. Вскоре и оттуда пришлось уйти — на Льва Толстого, 13, там Александр Иванович поселился в семье Гализдро — жили здесь бабушка Матрена Васильевна, ее дочь Мария Ивановна, дети Марии — шестнадцатилетний Толя и Антонина, 22-х лет. У Антонины был свой ребенок — Георгий, один год и восемь месяцев от роду.
Неизвестно, у кого Галушкину надежнее. Ванька Рыжий в случае чего может расколоться после первого же стакана водки. Но ведь и у Гализдро — большая семья.
Галушкин начал создавать подпольную группу.
Из писем жене Галушкина от его друзей, сослуживцев:
«Тов. Галушкина! Ваш муж два месяца тому назад был в операции и не вернулся, сведений я о нем не имею. У меня нет данных, что он убит, но нет и данных, что жив. Судьбу его выясняем. Как только будут определены сведения, я Вам немедленно сообщу. Не отчаивайтесь, возможно, он в горах и отыщется. Будем надеяться, что все кончится благополучно. 3 апреля, 1942 года».
Александр Иванович был еще жив.
«Уважаемая Вера Андреевна! С большим сожалением и глубоким прискорбием должен еще раз подтвердить предыдущее известие и сообщить, что Александр Иванович считается без вести пропавшим. Вам и Вашей семье от всего личного состава Наркомата Внутренних Дел Крымской АССР выражаем глубокое соболезнование. 23 апреля 1942 г.».