Почти сорок лет спустя балтийские подводники соберутся на очередную встречу, Коваленко будет говорить о своем командире, и речь его шесть раз прервут долгие овации — при каждом упоминании имени Маринеско. Курников сидел в президиуме и тоже аплодировал. А что делать?
Впрочем, я допускаю и раскаяние. В 1959 году Курников все же подписал ходатайство о представлении Маринеско к званию Героя. Но время было упущено.
Я очень хотел встретиться с Львом Андреевичем — когда угодно, где угодно, хоть ненадолго. Но он отказался, сославшись на нездоровье. Грех, конечно, настаивать, хотя я и знал, что он только что вполне осилил многочасовое партийное собрание.
И другие люди ходатайствовали о присвоении Маринеско, уже посмертно, звания Героя. Последний раз в 1985-м.
Имя Александра Ивановича было под запретом полтора десятка лет. Лишь в одной статейке в 1951 году об «атаке века» было сказано полушепотом, словно речь не о подвиге, а о преступлении: «Одна из подводных лодок Балтийского флота…»
С 1948 года Маринеско работал в институте переливания крови заместителем директора по хозяйственной части. Директор-хапуга строил дачу, хотел избавиться от принципиального зама. С согласия директора Александр Иванович развез по домам низкооплачиваемых работников валявшиеся во дворе списанные торфобрикеты. Директор от своих слов отказался, позвонил в ОБХСС. Маринеско приговорили к 3 годам лишения свободы. С таким сроком далеко не отправляют. Но Маринеско выслали на Колыму. Он ехал в одном вагоне с недавними полицаями.
Из рассказа Маринеско — Крону: «Раздача пищи в их руках… Чую — не доедем. Стал присматриваться к людям — не все же гады. Вижу: в основном болото, оно всегда на стороне сильного». На счастье, оказалось рядом и несколько бывших моряков. Сговорились — бунтовать. При очередной раздаче пищи началась драка. «Сознаюсь вам: я бил ногами по ребрам и был счастлив». Явился начальник поезда, разобрался, «власть» передали морякам.
В порту Ванино, в тюрьме, хозяин камеры «пахан», узнав, что у Маринеско украли книгу, подарок жены, сказал: «Через минуту книга будет у тебя». Но оказалось, что молодой вор уже разрезал книгу на карты. По приказу «пахана» четверо урок убили парня: раскачали и — об пол. (Охране сказали: упал с нар.)
По-своему, по-звериному, его «берегли» в камере. В чем притяжение личности, даже для урок? Ведь о Маринеско они не знали. Как не знали о его подвигах ни судьи, ни коллеги в институте.
Александр Иванович отбывал срок наказания с 14 декабря 1949 года по 10 октября 1951 года. Был освобожден досрочно. К этому времени уже посадили за хищения директора института.
Судимость с Маринеско сняли. В партии восстановили.
Я позвонил в институт переливания крови, попросил установить по архивам, кто был тогда, 40 лет назад, директором. Молодая секретарша Маргарита Антимонова ответила моментально, как будто речь шла о сегодняшнем руководителе:
— Кухарчик. Викентий Васильевич Кухарчик.
Сказала с горечью.
А председательствовала на том суде Прасковья Васильевна Вархоева. Первый состав суда распался. Прокурор, фронтовик, видя липу, от обвинения отказался, оба народных заседателя заявили особое мнение. Лишь судья не сдалась.
Но зачем я извлекаю имена — из тьмы, из небытия? Мало ли было их, подручных своего времени? С единственной целью — вернуть в широкий обиход, в повседневность такие забытые понятия, как честь имени или, как еще говаривали в старину, фамильную честь, и соответственно фамильное, родовое бесчестье. Много было их, подручных, для которых чистота и незапятнанность имени были ничто рядом с карьерой и благополучием. И Курников, и Вархоева проявили сверхбдительность, понимая, что ничем не рискуют.
Если бы имена разрушителей обнародовались, широко и прочно оседали в народной памяти, может быть, они, разрушители, задумались бы над тем, что через поколения на их детей и внуков будут оглядываться. И, может быть, распорядителей стало бы поменьше, и исполнителей сыскать было бы потруднее.
Конечно, я упрощаю. История последних десятилетий менялась так часто и круто, что созидатели и разрушители (гонители и гонимые) оказывались подчас в едином лице.
Итак, В. Иванов — единственный, кто решился поставить памятник Маринеско. Столько сил, энергии затратил он на сооружение, что, пожалуй, можно считать его соавтором скульптора.