— Здесь тоже лежачие, трое, — предупредила Мещерская перед входом в комнату № 40. — Та, что у стола, — княгиня Голицына.
Две старушки лежали по углам с застывшими лицами. Третья, у стола, полулежала в коляске с безумным, в одну точку взглядом.
— Здравствуйте, княгиня! — громко окликнула Мещерская. Подошла рядом и еще громче: — Княгиня, здравствуйте, к вам гости!
В полной прострации, она не повернула головы.
А вот 3-я комната, здесь лежит тот самый Севастьянов, который поступил вчера. Он лежит, полуоткрыв рот, тяжело дыша, глядя в потолок. Тарелки с едой по-прежнему не тронуты.
— Вы опять ничего не покушали. Почему?
Молчит.
— Это из Москвы к вам. Из Москвы!
Лежит без движения, но глаза наполняются вдруг слезами. Он хрипит, пытается спросить что-то.
— Не надо, не надо плакать, — Мещерская пытается успокоить.
Звонит колокольчик, сзывает в столовую.
Как проявляется одиночество? Бывает, что пансионеры выпивали и даже напивались где-нибудь в бистро поблизости. Прежде, когда были помоложе.
— Это было не так часто. Мы быстренько забирали их, укладывали в постель, и больше ничего. Еще, знаете, под старость они ищут любовь. Особенно женщины. Бывало, что и сходились. Но на стороне привязанностей не искали. И отсюда, из дома, никто, ни один не ушел. Все умирали здесь.
…Никого, никого из русских не осталось среди переслала. Тем большая благодарность им — французам, англичанам, югославам, полякам за то, что, как священник Старк когда-то, они помогают русским старикам умирать… Когда Мещерской в любой час звонят из Русского дома, она садится в машину и едет. Как-то в парижской больнице увидела русскую больную, у нее был рак — забрала к себе в тот же день.
— Мне это не трудно. Мэр Сент-Женевьев, коммунист, — мой друг. Мсье Огно. Ну, конечно, я люблю русских…
— За что?
Улыбается:
— За то, что они не похожи на французов… Русские не скупы. Французы скупы. Но я заметила, русские, когда разбогатеют во Франции, тоже становятся скупыми. Потому что однажды в России они уже все потеряли и очень боятся потерять еще раз. Я хоть и француженка, но чувствую себя русской. И литературу, и музыку люблю русскую.
За подвижничество Мещерской, за то, что посвятила жизнь русским одиноким людям, правительство Франции наградило ее недавно орденом Почетного Легиона.
А мы, соотечественники?
Мы решили забрать царский трон. У последнего поколения, которое еще сохраняет букву ять. У немощных людей, для которых трон — последняя Россия. Они получали этот трон, еще не зная, что шесть лет назад в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге государь император расстрелян со всей семьей, что последней, кто еще оставался жив в этом страшном подвале, была княжна Анастасия Николаевна. Она металась вдоль стен, закрываясь от пуль подушкой, и сумела добраться до дверей к выходу. Ее добивали прикладом в голову и штыками — тридцать две штыковые раны.
В посольстве СССР во Франции я спросил:
— Куда, для кого вы вознамерились забрать царский трон? В какой стране, городе, музее он нужнее, чем здесь?
— …Пожалуй, вы правы.
Слава Богу, я был понят.
Берем не то, что нужнее, а что хуже лежит.
Рядом с Русским домом, в десяти минутах ходьбы, — Русское кладбище. Ели, кипарисы, березы. Мелкая песчаная галька дорожек. Здесь лежат корнеты, сотники, атаманы, штабс-капитаны, подпоручики, медсестры, «за веру и царя павшие». Надгробья, как молельни: в нишах мраморных и гранитных плит тлеют лампады, а сверху, на оконечности, — зеленые, синие маковки церковных куполов. «Павшим за Родину и на чужбине скончавшимся». «За честь Родины павшим». «Боже! Спаси Россию». Здесь лежат принцессы, княгини, графини. Последние Романовы.
Здесь же — Бунин, Шмелев, Зайцев, Гиппиус, Мережковский… Ирония судьбы: Франция произвела на свет убийцу Первого поэта России, вставшего у истоков «золотого века» нашей литературы, а 80 лет спустя после роковой дуэли дала приют ее «серебряному веку».
Знать все обо всех, покоящихся на чужой земле, не дано никому. Но о многих поведал мне в Ярославле Борис Георгиевич Старк. Рассказывал, держа в руках старый план Русского кладбища — номера могил, имена. Теперь кладбищенская тишина как бы озвучена для меня его рассказом.