— Меня Доронина трижды пыталась уволить, но пока не получается… У нас в литчасти стенд под стеклом, вместо газетных рецензий — поздравительные телеграммы в свой адрес от высоких и влиятельных лиц. А статья Нины Андреевой больше месяца висела. Разговор был — «еще неизвестно, как повернется…» Из тех, кого вынудили уйти, такую труппу можно было бы составить! Георгий Бурков, Александр Михайлов, Ирина Акулова, Анна Горюнова, Галикс Колчицкий, Юрий Пузырев — это все заслуженные. Многие проработали больше тридцати лет. И при знаменитых стариках были нужны театру. Какое «спасибо», о чем вы? Их потом действительно даже в театр не пускали. Было специальное письменное распоряжение. Владимир Трошин — народный артист РСФСР, около 40 лет проработал, пришел на профсоюзное собрание, вахтер внизу говорит: «Вас пускать не велено». Пришел Колчицкий — «не велено». Беляков — «не велено» и так далее. Она же специальные приказы издает, замы ее подписывают. Но ведь эти люди остались у нас на профсоюзном и партийном учете! А как Александра Александровича выпроводили?
Александр Александрович Черняк, бывший главный администратор. Заслуженный работник культуры. В войну — командир роты. Более десятка орденов и медалей. Почетные грамоты Президиумов Верховных Советов четырех республик.
— Сразу после войны я и пришел во МХАТ, в 1945-м. Главным администратором работал при шести директорах. В прошлом году 11 января сказали: «Уходи». Я заболел после этого, выздоровел, купил торт и пришел в раздевалку к билетерам, да, что-то вроде каптерки. Попили чаю вместе, вот и проводы.
Работники музея МХАТа, фамилии просили не указывать:
— Звоним в Министерство культуры: как теперь наш музей называть, он же один, общий — имени Горького или Чехова? Готовили юбилейную выставку — 50 лет со дня смерти Станиславского. Где выставлять? Решили: две недели у Ефремова, две — у Дорониной. Звоним ей, нарвались на резкость… Печально.
«Речь идет о совершенно сознательной акции уничтожения мхатовских артистов, восстающих против творческих и этических принципов Дорониной». И т. д. и т. п.
…Опальные обращались к последнему часовому старого МХАТа, но Георгиевская и сама оказалась бесправной.
Снова история повторяется, ведь и раскол тоже был прежде. В 1919 году, когда в России был голод, часть труппы уехала на Украину на заработки. Из знаменитых были Качалов, Книппер-Чехова, Подгорный, Берсенев. В Харькове играли «Вишневый сад». Первый акт начали при красных, а последний закончили при белых. Деникина на белом коне приветствовал известный Блюменталь-Тамарин. Труппа была отрезана от Москвы, и они через Новороссийск уплыли Черным морем за границу. Вернулись лишь через три года. Сын Качалова ушел к белым, к Деникину. Повоевал в гражданскую у белых, а когда началась война в Испании, решил искупить вину и собрался туда. Но в НКВД его спросили: «А на чьей стороне вы собираетесь воевать?» — и не пустили. Он вырвался на фронт лишь в 1941-м, с народным ополчением, но сразу же попал в плен.
Тут, видимо, можно вспомнить и судьбу Михаила Чехова, тоже метался и уехал за рубеж, навсегда. Сценические обряды жизни и сама жизнь в эту пору уже никак не совпадали, новые герои и их прототипы разительно отличались друг от друга.
Актеру, чтобы выразить себя, одного таланта мало. Он зависит от режиссера, от автора, от партнера, от дирекции, от общей обстановки в театре.
Анастасия Павловна Георгиевская во многом повторила судьбу своих великих современников, но, правда, в иных, нынешних условиях существования. В начале 1988 года во время спектакля «На всякого мудреца довольно простоты», в котором она играла Манефу, с ней случился инфаркт. Но она довела спектакль до конца. В начале января во время спектакля «Прощание с Матерой», в котором она играла главную роль Дарьи, с ней снова стало плохо.
Дмитрий Власов, бывший помощник директора театра:
— В «Матере» у нее длинный монолог, и она вдруг забывает текст. Ей Коля Пеньков, он сына ее играл, подсказывает прямо на сцене: «Ма, ты что-то хотела мне сказать?» Она и сама понимает, что с ней что-то происходит, отвечает тоже на весь зал — с трудом, едва слова выговаривает: «Я тебе уже все сказала, сынок!». И вот вам — талант, даже тут, отвечала только: «да, да» или «нет, нет», и все-таки по мизансценам первый акт вытащили. А в антракте вызвали «скорую». Коля Пеньков, как был в костюме и в гриме, так и вышел в антракте на сцену, извинился, сказал: «Товарищи, плохо с Анастасией Павловной Георгиевской! Она жива, не волнуйтесь, но играть не сможет. Вы можете сдать билеты в кассу и получить деньги. И приглашаем вас всех на следующий спектакль «Прощание с Матерой».