Жарким, душным вечером 5 июля 1990 года ведущий «600 секунд» словно мне лично сообщил: «В садоводческом товариществе Гатчинского района обнаружена бомба. Еще 12 дней назад об этом доложили в воинскую часть саперам. Никто не приезжает».
На другое утро я позвонил Вадиму Медведеву, ведущему телепередачи. За ночь, сказал он, пришли еще телеграммы. В том же Гатчинском районе на трех дачных участках лежат десятки бомб. О них сообщено военным два месяца назад. Лежат…
Я вижу, как три мальчика, теперь уже ленинградских, возвращаются из школы. Семилетний, восьмилетний, девятилетний.
Так и живем все время: может быть, взорвемся, а может, пронесет, как это уже не однажды бывало.
Искусственно живем, по директивам и инструкциям — семьдесят три года. Весь мир работает, одни мы соревнуемся; весь мир живет, общается, одни мы обмениваемся мнениями.
Такая была и журналистика. Туда-то поехать, того-то рабочего воспеть, он передовой. И всех это устраивало: и партию, и Советы, и военных, и прокуроров. Печать перед властью никогда не была наравне с другими государственными институтами: либо прислуга, либо враг. У журналистов не было своего «Метрополя», они не могли устроить полулегальную художественную выставку опальных строк. Если удавалось вынести на газетную полосу какую-то печальную правду, она всегда была частностью. Печать боролась по преимуществу против фактов, в лучшем случае против явлений и почти никогда — против системы. Кому-то, лучшим, таким, как Анатолий Аграновский, удавалось эту систему раскачивать. Раскачивать — не более.
Сколько писано было о прокуратуре. Вспомним еще раз. В течение одного года о грубейших нарушениях законности в Курской области писали «Правда», «Известия», «Советская Россия». Прокуратура РСФСР направляла в область комиссии, затем заседала коллегия. За год областной прокурор А. Рощин получил четыре строгих выговора! Все бесполезно. Прокуратура — едва ли не единственный в стране орган, который сам себя курирует. Захотели — возбудили дело, захотели — закрыли.
У прокуратуры лишь одна зависимость — от партийного аппарата. И пока она существует (при полной независимости от Закона), вся борьба за право — борьба с ветряными мельницами. Все останется как есть, до тех пор, пока следствие не обретет полную независимость от любых государственных структур, пока суды перестанут быть придатком административной системы и обретут самостоятельную власть, судебную Власть.
Правоохранительная система лишь часть великогосударственной, она на нее работает, ее обслуживает. Кого приходится вырывать из рук прокуратуры — директора передового, одного из лучших леспромхозов на Дальнем Востоке П. Нефедова («После анонимки»), председателя замечательного колхоза в Курской области В. Евсеенкова («Столкновение районного масштаба»).
Нетрудно увидеть закономерность — страдают именно передовые, инициативные люди, лучшие. Объяснение простое: у них много завистников, они — бельмо на глазу у начальника. Начальству легче управлять, когда у народа меньше свободы, воли, когда все одинаковы. Если кто-то вырвется далеко вперед, сразу открывается убогость остальных, уже трудно рапортовать о всеобщих достижениях. Уже само руководство, привыкшее командовать по старинке, выглядит ретроградно.
Такая именно прокуратура, как ныне, и нужна общегосударственной системе, которая качается, но пока стоит.
Конечно, 60-е, 70-е и 80-е — время разное.
В начале шестидесятых главный редактор «Известий» был всемогущ. Тем не менее, когда первое лицо в одной из областей выразило крайнее неудовольствие Собкором газеты, журналиста пришлось перевести в другое место. В ту пору, когда газета играла мускулами, фельетонист отправился по местам недавних выступлений, откуда «Известиям» было отвечено: «Меры приняты». Побывал в пяти городах. Выяснилось, все по-старому. Там, где виновный был якобы «снят с работы» — опять восстановлен или устроен на более теплое место; других, наоборот, на работе восстановили, как и положено, но условия создали такие, что люди сами ушли.
В конце семидесятых другой главный редактор гранки фельетонов уже отправлял на визу первым лицам тех областей, которые критиковались. Уже и ответы с мест шли другие, научились отписываться: факты подтвердились, разрабатываются мероприятия по повышению… улучшению… обеспечению… и т. д.
Как вы поняли, речь о формах и методах борьбы с прессой, пока еще в ту пору далеко не такой желтой.
В последние годы, с пожелтением, обнаружились новые, неожиданные методы. Привязь удлинили, пиши, но в ответ — ноль внимания. Голосов громких много, гул, как в предбаннике,— все говорят и никто не слышит.