Инвалиды войны, вдовы, престарелые ветераны. В самую трудную пору, в годы войны, Родина обратилась к ним за помощью, и они встали на ее защиту. После войны уже эти люди оказались вынуждены бесконечно, до конца жизни, обращаться за помощью к Родине.
Почему, как могло случиться, что победители оказались столь беззащитны и слабы? Без всякой опоры.
Скажите, какое из писем страшнее, непечатнее? Читатель, не очень умудренный, скажет — первое: здесь жуткое наше бытие и смерть, похожая на убийство; а там — худо-бедно, но праздник, выпили, закусили.
Я скажу вам: второе письмо — страшнее и непечатнее. В нем мы, победители, — в лучший свой день, единственный в году, на вершине собственной славы.
В первом случае — факт, за которым явление.
Во втором — система, осененная местной Советской властью.
Опять вернулись к тому же, к неприкосновенному — системе. Ее нескончаемое поле после выступления журналиста превращается в Ходынку. Кому-то удалось помочь — пойман пряник, и тысячи страждущих с надеждой тянут руки.
То, что должно быть нормой, законом, — пока лишь мечта: быть подотчетным только читателю. То есть людям.
В зависимой прессе самый зависимый — Главный редактор. Рядового журналиста на худой конец всегда прокормят три десятка букв алфавита. Были ли в худые времена хорошие Главные? Да. Но они были еще зависимее, неустойчивее.
Год назад скончался Лев Николаевич Толкунов — бывший Главный редактор «Известий». Обаятельнейший человек с драматической, если вдуматься, судьбой и в личном плане (похоронил сына, тоже журналиста), и в служебном.
Конечно, он был человеком своего времени (иначе и быть не могло), но не полностью, и верхние эшелоны власти устраивал, поэтому не до конца. Был слишком для них образован, мягок, впечатлителен. Не мог сопротивляться правде. В середине семидесятых был от должности освобожден. Пришел тот самый, который кричал и топал ногами. Неугодные (единицы) были отправлены за рубеж (всеохватная система: верхние чины удаляются в Чрезвычайные и Полномочные, журналисты — в собкоры), по рангу, кого — в Польшу, кого — в Мексику. Угодливые (большинство) бранят вслед Толкунова.
Этот новый редактор был независим — он делал то, что хотел сам, ему не надо было идти ни на какие уступки властям, так как его помыслы и дела заранее совпадали полностью с требованиями этих властей. Не сверху, а от него искренне исходило: надо сфотографировать в партере Большого театра министра и доярку, чтоб они, два голубя, сидели рядом. Слушают оперу…
Тираж «Известий» за эти десять лет упал вдвое. Недавно вышла его книга воспоминаний, в которой он делится опытом руководящей работы в «Известиях».
Умирает Брежнев и возвращается (через 10 лет!) Толкунов. Случай уникальный — дважды Главный редактор «Известий». Возвращаются из-за рубежа опальные журналисты. Газета набирает силу.
Но умирает Андропов, и тут же, через год, снова убирают Толкунова. Сдувают, как пылинку. Фронтовика, коммуниста, никогда ни в чем не провинившегося. Коллектив редакции для властей — ноль, читатели — ноль.
…Если нынешние перемены будут захлебываться и угасать, я определю это не по пустующим полкам. «Я пойму это, когда тебя снимут», — сказал я редактору «Огонька». Он улыбнулся.
— А может, меня повысят.
Есть и такая мера. И зарплату вдвое больше дадут, лишь бы связать руки.
А ведь начали было. Сняли редактора «Московской правды» (по той же причине: сменился первый секретарь горкома партии), но споткнулись на редакторе «Аргументов и фактов». Ирония судьбы, недавно искавший работу Михаил Никифорович Полторанин стал министром по печати в Российском правительстве. Когда человек, на себе испытавший давление власти, возглавляет печать, это вселяет надежду.