Значит, между тем, что снаряд не обезвредили, и тем, что дети погибли, «причинной связи» — никакой. Это постановление подписал временно исполняющий обязанности военного прокурора войсковой части подполковник юстиции Коваленко. Я не видел его, не знаю, да и знать мне его не обязательно. Спросить бы только: если бы речь шла о его собственных детях, поднялась бы у него рука писать эти кощунственные строки?
С другим уголовным делом, возбужденным гражданской прокуратурой, удалось познакомиться не сразу. Оно тоже было прекращено. Существа не касаюсь, но и по форме прекратили его незаконно. Без подписи районного прокурора, без подписи руководства областной прокуратуры. («Я знал, что на этом история не кончится, — говорил мне районный прокурор, — и подписывать отказался»). Дело закрыл самолично следователь Тумилович, как он сказал, «по устному распоряжению областной прокуратуры». Мы с коллегой из Минска приехали в Кировск, а дело в тот же день увезли в Могилев, в областную прокуратуру. Собрался и я следом ехать, но после раздумий мне сказали: «Не надо. Несолидно получается. Завтра же дело привезут». И правда, привезли. В конце его был подклеен новый любопытный лист: «Постановление об отмене постановления о прекращении уголовного дела». Причины? «Расследование по делу произведено недостаточно полно».
В те дни, пока я был в Кировске, из Могилева приехал старший следователь прокуратуры А. Кудравец, он заново все раскрутил и за несколько дней выяснил больше, чем местный следователь — за месяц. Председателю колхоза Солоновичу был объявлен строгий выговор. Сняли с работы начальника райотдела милиции Зарубова — после вмешательства и личного распоряжения министра внутренних дел Белоруссии.
Пока я из деревни не уехал, попросил Ирину Романовну Лютаревич написать заявление — определили, наконец, в детсад Леночку. А в день отъезда зашел попрощаться в школу. Парты, где сидели трое детей, пустовали целый месяц, их заваливали цветами.
Игорь Кульмач, рассказывали мне, готовился стать пионером. Он выучил торжественное обещание и накануне на совете дружины зачитал его.
А приняли его в пионеры 6 ноября. Посмертно.
1985 г.
Замполит Барышев
Читательских писем за эти годы было тысячи, но когда он вошел в форме морского пехотинца, я вспомнил и адрес, и суть. «Тихоокеанский флот?» — «Так точно!».
Вот его давнее письмо — отклик на очерки о Евпаторийском десанте:
«В 1971 году я, молодой лейтенант, командир мотострелковой роты, отдыхал в Евпатории. Там я увидел очень сильный памятник морским пехотинцам. Узнал о них, что смог. Тогда же появилось твердое желание попасть в морскую пехоту. Я писал во всевозможные управления кадров…
Отказывали решительно: одно дело — сухопутные войска, и совсем другое — флот. Он написал семь (!) писем министру обороны. Два года хлопотал, просил, при этом достоинство — сохранил. Предложили вдруг Севастополь — мечта! Но командиром взвода, и он, ротный, отказался.
«И, наконец, в августе 1973 года меня перевели на Тихоокеанский флот. Вы знаете, что почти все части морской пехоты ведут свою родословную с мирных времен. У нас в частях нет своего боевого пути, нет своих героев, мы — есть, а прошлое — забылось. Нельзя ли современным частям морской пехоты присвоить наименования фронтовых частей или назвать их именами десантных операций, именами героев-пехотинцев? Посоветуйте, к кому обратиться. Валерий Барышев, военнослужащий».
Вопрос я счел риторическим: Барышев, при его-то напоре, не найдет, к кому обратиться?
Сегодня Барышев — уже подполковник, замполит полка морской пехоты. Он достает из объемистого тугого портфеля запросы, ответы, ходатайства, справки, обращения комсомольских собраний части: «О передаче полку по преемственности почетного наименования…».
— Неужели ничего не добились?
— Ничего, ноль.