Подобные письма отправляются по месту работы, ректорам конкретных вузов.
Все отзывы, рекомендации зачитываются перед строем.
— Главным считаю, чтобы каждый матрос знал, что будет оценен. Каждый. Наши многие в вузы поступили. Сергей Захаров, сибирячок, старший матрос, — в Университет имени Лумумбы, Виктор Солошенко, тоже старший матрос, — в институт электроники. Виктор Паращенко, сержант, из Магадана, — в горный. Все — на очном.
Иногда приводит он своих матросов на морское кладбище. «Нижнимъ чинамъ крейсера «Варягъ», погибшимъ въ бою съ японской эскадрой при Чемульпо 27 января 1904.» Здесь, в кладбищенской тиши, есть о чем поразмышлять матросам. В двух шагах от подвига — беспечность. Вот вместо обелиска — боевая рубка подводной лодки. В октябре 1981 года столкнулась с рыболовецким судном, экипаж погиб. Другой памятник — чайка упала на крыло: погиб теплоход. Только в семидесятых годах погибли: теплоход «Тикси» вместе со всем экипажем, теплоход «Тавричанка» со всем экипажем, теплоход «Большевик» со всем экипажем… Лежат рядом — матрос, офицер, буфетчица, врач, дневальный…
Конечно, Барышев в своем деле — профессионал, именно политический воспитатель. Личность творческая, во всем ищет смысл. Для низших чинов — лучше не надо. А для высших? В армии, на флоте, где естественнее и проще принимать любые указания и выполнять их в меру сил — от сих до сих; где десятилетиями все регламентировано и подчиненный не должен сомневаться в правильности указаний.
Получил Барышев телефонограмму. Проработать с матросами статью в «Правде», об исполнении доложить. Собрал матросов, стал читать. «Родина дана нам один раз и до самой смерти». Это и заголовок, и тема. А дальше — Родина… Россия… русский, советский парень… русский, советский характер… Родина… русский…
— Читаю, а в глаза мне смотрят узбек, татарин, грузин — у меня ребята двенадцати национальностей! Мне неловко, стал объяснять, что Россия — это символ, и так далее. А потом бросил читать. Дошел до одних слов и… Я их помню. «Мы гордимся каждым своим прожитым днем, даже если он был тяжелейшим». Почему же обязательно «каждым»?
А тот день, когда его убили, этим днем тоже надо гордиться?
Барышев кивнул на стену. Над его столом висит портрет Кирова. В 1979 году кто-то подчищал казарму и выкинул его как мусор, ни для какой агитации не нужный. Барышев увидел, подобрал, купил линогравюру и в рамку вместо лужайки с коровами вставил портрет, сверху наложил стекло, паяльником аккуратно запаял уголки рамки. И вот — висит.
В кабинетах коллег висят другие портреты — генеральных секретарей партии, их приходится часто менять, в последние годы — четвертый. А Киров — все время с Барышевым.
А как с отложенной до времени учебой? В 1978 году он поступил (была единственная разнарядка на флот) в военный Краснознаменный институт. Учился заочно. Получил диплом переводчика-референта английского языка. Из выпускного курса отобрали их, четверых, для спецкомандировки — военными наблюдателями при ООН. Он мог быть первым нашим морским пехотинцем там. Но заболела жена.
В минувшем году решил поступать в адъюнктуру Военно-политической академии имени Ленина. Но разнарядок для заочников туда не выделяют (на очную адъюнктуру одну-две на весь флот пришлют — едут преподаватели военно-морского училища или лекторы из Политуправления). Барышев отправился в Москву, зашел в Политуправление ВМФ с просьбой допустить к экзаменам в академию на кафедру военной педагогики. Был допущен и сдал экзамены прекрасно. Строевой офицер — случай редкий.
…Человек, прикрой ему глаза, чтобы избавить от сравнений, жизнь свою сочтет удачной. Главное, не знать, что может быть лучше, бывает лучше.
Наверное, и Барышеву жилось бы и работалось спокойнее, если бы не памятные ему воздушно-десантные войска. Дивизия была гвардейская, в ней служили еще участники войны. Все было пронизано любовью. В ленкомнатах — уголки славы, аллея Героев дивизии. Приезжали свои ветераны. Многое шло от Главкома, генерала армии Маргелова: ходил в кожаной куртке, пистолет на боку, лицо обожжено — с войны, курил без конца. Те же тельняшки, только береты — голубые… Вспоминать — одно расстройство.
Однажды многолетняя идея Барышева чуть не воплотилась. Ходатайство надо было отправить в первых числах декабря, чтобы в начале января все легло на стол министру. Но бумаги продержали до конца декабря, и дело отсрочилось еще на год. Только потом у Барышева мелькнула мысль: не случайно. В одном из писем он рассказал, как есть: «Начальник политотдела тов. Вершинин Е. Т. поддержал наше обращение и поручил пропагандисту тов. Рудницкому А. А. довести его до всех подразделений. Но последний отнесся к поручению с прежним скептицизмом. Мол, ничего не получится, никто этим делом все равно заниматься не будет».