Также во время моего пребывания в Крыму в Саках прорвало городскую канализацию, нечистоты хлынули в море, их понесло к Евпатории.
В воскресенье татарское население устроило огромный митинг.
Это все, повторяю, при мне. Крым, как слепок всей страны. И проблемы те же — правоохранительные, экологические, национальные. «Знаете, сколько у нас, в комиссии партийного контроля, скопилось реабилитационных дел, начиная с 1930 года?» — сказал С. Чистов. И назвал цифру — 15650. 15 процентов, из этого числа обвиненных были приговорены к высшей мере.
Сколько забот, сколько для всех дел — невпроворот.
И чем же они, на всех этажах, заняты...
Перед Журавлевым никто даже не извинился.
Жили, работали. Ушли на покой, обрели желанную свободу и землю. И как они всем этим распорядились... Они начали все сначала, как при прежней жизни, соорудив, воссоздав все прежние опоры и стальной каркас. Прав был поэт: «Не первый раз, мечтая о свободе, мы строим новую тюрьму».
Самое печальное, что это было неизбежно. Так они жили прежде, всегда, всю жизнь, и когда им сказали: живите иначе — они не смогли. Их связывала с прошлым вся старая система ценностей, где истинное и мнимое так часто было перевернуто. Они — и творцы, и жертвы прошлой несуразной жизни.
И те, в правлении,— тоже жертвы. Только они не понимают этого, потому что — у власти.
Инвалиду Журавлеву помочь нельзя — в этом его трагедия.
Кого опаснее всего критиковать? Принято думать — начальство, и чем крупнее, тем опаснее. Нет. Крупное начальство, если оно умное, критику поймет. Если обидится, у него других забот полно, чтобы долго мстить. Но главное — крупное начальство само живет не без опаски, потому что над ним есть другое начальство.
Опаснее всего критиковать пенсионеров, которые прежде испытали власть. Им на пенсии кулаком стучать — наслаждение. Возможности остались: бывшие связи, влияние. И сил, и энергии еще полно. Времени свободного — 24 часа в сутки. И никакого начальства над головой, никаких границ. Удовольствие: как бы продляешь бывшую свою кипучую жизнь.
Правы — не правы, ничем не рискуют.
Для Широкова писать опровержения, заявления, справки — словно физзарядка для поддержания формы, он чувствует упоение в бою. Извинение «Крымской правды» ему не нравится, он собственноручно составил текст извинения для газеты и отправил в редакцию с требованием опубликовать. Газета от услуг отказалась. Широков (естественно, с компанией) планирует новый суд.
Как я слышал, снова в который раз должен меняться устав товарищества. Все ограничения на вступление снимаются. Если так, участникам войны никаких преимуществ. Товарищество открыло свой счет.
И тактику, и стратегию Широков планирует четко: «Будем теперь ставить вопрос об отделении от собеса. Сами — хозяева!».
Добьется, я убежден, он всего добьется, если очень захочет. Я думаю, он и от Генерального секретаря КПСС добьется личного ответа на свои письма. А если нет, и на него, на Генерального, найдет куда пожаловаться. Танк.
Но почему? Почему так? Широков с группой открывает двери руководителей области, а Журавлеву до начальства, как до Бога. Иван Михайлович дал большую телеграмму на имя президиума Съезда народных депутатов, этот Съезд недавний очень его обнадежил, и он описал все свои мытарства. Телеграмма вернулась в Крымский облисполком, оттуда — в горисполком, оттуда — в райисполком. А потом?
В один из поздних вечеров я из гостиницы, как условились, позвонил Журавлеву.
— У меня сейчас комиссия из райисполкома — двое,— сказал он. Странной показалась мне комиссия в такой час. Попросил проверяющего к телефону. Представился. Отвечал молодой человек, фамилию назвал не сразу, со смущением.
— Бутейко. Мой телефон? Нет телефона... И кабинета нет... Да я вас сам найду. Кто второй со мной? Потом скажу...
Не нашел меня, не позвонил. И я его найти не смог. Но в центральном райисполкоме города выяснил. Оказывается, буквально накануне, вчера, в Симферополь приехал из Киева студент-практикант. Ему и поручили проверять жалобу Журавлева. Мальчику, только что одолевшему второй курс юридического факультета Киевского университета, поручили поставить точку в деле, которое не могли распутать обком партии и облисполком, областная прокуратура и областная милиция во главе с генерал-майором.