Долг — всюду долг. И для гражданских — женщин и детей в том же вражеском тылу. «Мне было 14 лет, помню, немцы притащили в деревню русский разбитый танк, той же ночью мальчишки полезли в него и увидели нашего обгоревшего танкиста. Женщины деревни, плача, умоляли коменданта разрешить похоронить. Тот запросил за это яйца и молоко. Все женщины деревни отдали все, что было… Захоронили, оплакали… М. Гришенкова, г. Сафоново Смоленской обл.».
…Сколько же земли перекопано — от Баренцева и до Черного, от Бреста и до Сибири. Да, до глубины Сибири. «В нашей детской больнице № 3 г. Новосибирска в годы войны размещался госпиталь для раненых. В городе есть памятник воинам, скончавшимся от ран в госпиталях Новосибирска. Т. Соломатова».
Они не умерли, они тоже погибли, ратная смерть лишь дала отсрочку — на дни, месяцы, годы.
Мы знаем границы войны на нашей земле и не знаем пределов гибели — ни в пространстве, ни во времени.
И все, что горько и памятно возвышается над землей, от тихих надгробий с цветами, оградами, протоптанными тропинками до могучих мемориалов с парадными ступенями — все это увековечено нами.
Если случай нетипичный — стоит ли тратить столько слов?
Печальная, горькая развязка нетипична, но то, что способствовало ей, к сожалению, типично: халатность, очковтирательство — пустые бумажные отчеты вместо дела, казенные «мероприятия» ради галочки. То есть все то, против чего мы так долго и совершенно безуспешно пытаемся бороться.
«Хочу разобраться, почему много формальности. Судите сами. При сельисполкоме должно работать девять комиссий. А в селе ни одной организации, всего-навсего одна колхозная бригада. Председатели комиссий не знают, что им делать. А поскольку у каждой комиссии должно быть пять папок по 18 — 20 листов, то секретарь исполкома, то есть я, сама их заполняю. Да еще 35 — 45 дневников депутатов, еще информации об отчетах депутатов на участках. Делается это или нет, но написано должно быть. Ни разу еще проверяющие из района, области и даже из Президиума Верховного Совета республики (и такие проверки были) не сказали: «Давай пойдем в село, поговорим с людьми, узнаем, что у вас делается, на что люди жалуются». А всегда подавай им папки комиссий. Где лучше я написала, та комиссия и лучше работает. Главное — бумага.
Вот так мы, работники сельсоветов, становимся чиновниками. Нам так и говорят: принимайте людей в один определенный день, а в остальные работайте с бумагами. Я уже начинаю чувствовать, что живые люди мне мешают, я не успеваю приводить в порядок свои бумаги. Вот откуда берутся бездушные чиновники, за которых стыдно всем. Секретарь исполкома сельского Совета». Автор письма просит не указывать свою фамилию и адрес.
«Все — только для отчета, это стало стилем. Практическое дело и интересы людей отодвигаются на второй план, а на первый — «решения и указания», человек привыкает к этому с пионерского возраста. Но «решение» должно быть лишь инструментом в руках руководителей. И выполнение его не самоцель, а условие для выполнения практического дела. В. Тюриков, Ростов-на-Дону».
Наконец о принятых мерах. Секретарь Белокалитвинского горкома партии Н. Попов, и. о. председателя исполкома райсовета В. Щербина сообщили редакции: бюро горкома КПСС объявило строгие выговоры с занесением в учетные карточки секретарю парткома колхоза В. Сонкину, председателю исполкома Ленинского сельского Совета И. Воротынцеву, бывшему председателю исполкома, ныне пенсионеру В. Лебедеву. Сонкин и Воротынцев освобождены от занимаемых должностей. (Напомним, незадолго до приезда корреспондента от должности председателя колхоза был освобожден И. Голубев: «за допущенную бесхозяйственность».)
«У нас сложилась гнилая практика,— пишет читатель К. Ильин из Альметьевска,— попал человек в статус руководителя и держится. Развалит работу — переведут на другое место, иногда с повышением».
Я позвонил в райисполком, Воротынцева назначили бригадным агрономом, то есть поставили «к станку». Что до Сонкина, с ним вопрос еще не был ясен, выбирал работу. Кстати, в очерке говорилось о том, что за последние два года Сонкин заработал четыре выговора, из них три — строгих, с занесением в личное дело. Теперь стало пять, четыре — строгих. Не исключено, что последнее наказание лишь укрепило его задубевшую душу.
Получен ответ и из Ростовского облвоенкомата. Первичная партийная организация Белокалитвинского горвоенкомата, говорится в ответе, объявила военкому В. Соколову выговор. Однако партийная комиссия при политотделе облвоенкомата не согласилась с этим решением и, рассмотрев персональное дело коммуниста В. Соколова, объявила ему строгий выговор. Письмо подписали облвоенком полковник Н. Пыпник и начальник политотдела полковник А. Миненко.