- Со мной можете не возиться, - сказал Фогарти, желая покончить с этим вздором. - Принесите мне бифштекс.
- Пришейте отцу Фогарти бжфштекс, Падди, - повторил Джексон мягко, бросая на метрдотеля поверх очков взгляд, который Фогарти определил бы не иначе как "иезуитский". - И не какой-нибудь, а самый лучший"
И портера, я так полагаю? Любимый напиток местного населения.
- Нет, от портера я вас освобождаю, - сказал Фогарти, легко вступая в игру. - Я обойдусь стаканом красного вина.
- Вот так-то, Падди, - сказал Джексон, не меняя тона. - Запомните: отец Фогарти сказал - красного вина.
Вот теперь сомнений нет: мы в Ирландии, Назавтра утром они пошли в приходскую церковь, где перед алтарем на подмостях стоял гроб. Сбоку, к удивлению Фогарти, был прислонен большой венок из роз. Поднявшись с колен, они увидели дядю Девина - :
Неда, прибывшего вместе с сыном. Нед, широколицый"
темноволосый малый с анемичным, как у всех Девинов, лицом, был чем-то очень взволнован.
- Искрение сочувствую вашему горю, Нед, - сказал Фогарти.
- Да, все там будем, святой отец, - ответил Нед.
- Это отец Джексон. Не знаю, знакомы ли вы? Он тоже дружил с отцом Вилли.
- Да, слышал, слышал, - сказал Нед. - Вилли часто поминал вас обоих, и того и другого. Вы были ему настоящими друзьями. Бедный Вилли! - добавил он, вздыхая. - Мало у него было друзей.
В эту минуту вошел приходской священник и обратился к Неду Девину. Его звали Мартин. Это был высокий человек с суровым, гладким, деревянным лицом и ясными голубыми, как у младенца, глазами. Он постоял у гроба, изучая табличку на груди усопшего, венок и особенно внимательно ленту на венке. Затем сделал знак Фогарти и Джексону, приглашая их отойти с ним к двери.
- Скажите, что нам делать? - спросил он, взывая к обоим молодым священникам как к собратьям по профессии.
- С чем? - удивился Фогарти.
- С венком, - ответил Мартин, кивая через плечо.
- А что в нем дурного?
- Не положено по правилам, - сказал священник уверенным тоном полицейского, только что справившегося на этот счет в своде законов.
- Господи боже мой, при чем здесь правила? - резко спросил Фогарти.
- Весьма при чем, - возразил Мартин, окинув Фогарти суровым взглядом. И вообще, это дурной обычай.
- Вы имеете в виду, что заупокойная месса приносит церкви больше дохода? - съязвил отец Фогарти.
- Нет, я не имею в виду, что месса приносит церкви большз дохода, сказал отец Мартин, который любил так строить ответ, чтобы в нем - как в письма стряпчего - вопрос повторялся слово в слово. Впечатление деревянности, которое он производил, от этого только удваивалось. - Я имею в виду, что цветы - пережиток язычества. - Он обвел молодых священников своим боязливо-невинным деревянным взглядом. - Изо дня в день я ратую против цветов. И вот, извольте, - в моей собственной церкви красуется этот бесстыдный огромный венок. И к тому же на гробе священнослужителя. Что же я должен на это сказать?
- А почему вам непременно нужпо что-то сказать? - сердито спросил Фогарти. - Покойный не принадлежал к вашей епархии.
- Пусть так, - сказал Мартин. - Все это достаточно скверно само по себе, но ведь это еще не все.
- Вы имеете в виду, что венок прислан женщиной? - спросил Джексон в своей непринужденной манере, от которой любая, даже менее монументальная, чем принятая Мартином, поза разлетелась бы в пух и прах.
Но Мартин был неодолим.
- Да, я имею в виду, что венок прислан женщиной.
Вот именно.
- Женщиной? - спросил, недоумевая, Фогарти, - Там это обозначено?
- Там это не обозначено.
- Так откуда же вы знаете?
- Он из красных роз.
- И это означает, что он от женщины?
- Что же еще это может означать?
- По-моему, это может означать, что венок прислал человек, не владеющий языком цветов так отменно, как вы, - выпалил Фогарти.
Ему казалось, атмосфера сгустилась от невысказанного ему Джексоном неодобрения, но когда тот заговорил, холодом и презрением обдало приходского священника.
- Увы, - сказал Джексон, пожимая плечами. - Мыв этих делах ничего не смыслим. Придется вам решать самому, отец.
- Нет уж, увольте. Не в моих правилах распоряжаться похоронами человека, которого я в глаза не видел, - проворчал Мартин с недовольным видом, но больше ничего не сказал, и служащие похоронного бюро, подхватив венок, положили его на катафалк. Фогарти с трудом себя сдерживал. С пылающим лицом он хлопнул дверцей машины, завел стартер. За рулем сидел, опустив голову; сведенные брови двумя выступами нависали над глазницами. Покойный Девин называл это Неронов взгляд. Когда выехали на центральные улицы, его прорвало:
- Наткнешься на такое, и хочется сквозь землю провалиться. Цветы пережиток язычества! Но что еще хуже - к нему же прислушиваются. С ним соглашаются! Внимают этому бреду, вместо того чтобы сказать!
заткни, невежда, свое хайло!
- Ну-ну, - примирительно сказал Джексон, доставая трубку. - Мы тоже не совсем к нему справедливы. Ведь он Девина не знал.
- Тем хуже, - с жаром возразил Фогарти. - Не будь нас в церкви, он выбросил бы венок на свалку. А из-за чего? Из-за собственного грязного воображения, низкого и презрительного умишки!
- Ну, стоит ли заходить так далеко, - сказал Джексон, хмурясь. - Будь я на его месте, я, пожалуй, попросил бы кого-нибудь забрать венок.
- Попросили бы?
- А вы - нет?
- Но с какой стати, господи боже мой?
- Я, наверное, побоялся бы скандала. Я не из храброго десятка.
- Скандала?
- Можно назвать и иначе. Ведь венок все-таки от женщины.
- Да, от одной из старых дев, которых Вилли опекал.
- Вы хоть раз слышали, что какая-нибудь престарелая мисс прислала на гроб венок из алых роз? - осведомился Джексон; подымая брови и картинно откидывая голову.