В библиотеке сыро и мрачно. Тесно подступившие к окнам деревья затемняли свет; в полусумраке поблескивали рамы старинных портретов царей, золото корешков; слышался типичный запах затхлости, сочетавшийся с своеобразным запахом старинных книг. Библиотека была самым заманчивым местом в Ильинском, привлекавшем своей архитектурной романтикой — зубцами, стрельчатыми «замковыми» окнами, типичной расцветкой, сочетавшей кирпич и белый камень. Все это казалось милой, но бесконечно характерной игрушкой, пытавшейся по-своему воскресить в XVIII веке отсутствовавший в России средневековый, готический стиль. Ночью, однако, все Ильинское казалось таинственным и загадочным. Своды под террасами, причудливо сплетаясь, образовывали, иллюзорно, готические пролеты; попадая в их разрез, луна сообщала какую-то сказочность кусочкам пейзажа, точно сошедшего с псевдорыцарских иллюстраций 30-х годов прошлого столетия.
В главном доме сохранялась довольно шаблонная обстановка; кое-где стояла мебель начала XIX века карельской березы, кресла, столы и комоды, украшенные золочеными левкасовыми орнаментами. На стенах висело множество гравюр — и среди них карикатуры Теребенева на войну с Наполеоном. В зале с гнутой мебелью Гамбса, обитой кретоном, такой типично усадебной, была целая серия, по-видимому, очень редких гравюр или скорее всего литографий с видами Ильинского, нигде не зарегистрированная и никогда больше не попадавшаяся. Остальная обстановка дома была заурядна и безвкусна и в высшей степени характерна для упадочного, рыночного искусства второй половины XIX века, когда усадьба, перейдя в собственность Александра II, сделалась местопребыванием болезненной императрицы Марии Александровны.
Парк усадьбы представлял, несомненно, больший интерес, чем барский дом. Перед ним была распланирована полуциркульная лужайка, дальше шло пересечение четырех регулярных липовых аллей с традиционным кругом. Здесь в центре был водружен бронзовый отлив с фигуры “Кульмского героя”, графа Остермана-Толстого[16], по известной скульптуре Демута-Малиновского. Точно античное речное божество, занимающее угол во фронтоне храма, полулежит, опираясь на руку, воин, бесстрастно глядя поверх другой огромной руки. Эта часть парка вокруг монумента являлась некогда небольшим французским садом, сохранив от конца XVIII века, со времени И.А. Остермана, свою планировку. Должно быть, стояли здесь в 80-х годах XVIII века, когда устраивалась усадьба, мраморные статуи — одна из них, какая-то полуразбитая Венус, стыдливо пряталась в кустах разросшейся сирени на лужайке перед домом. Были в парке над обрывом берега плиты с высеченными на них именами собак, своеобразное псовое кладбище, красноречивый пример социального неравенства человека и животного. От старого времени, от основания усадьбы, еще целы были службы, многочисленные надворные постройки начала XIX века, образовывавшие особое каре, церковь, грот в первом овраге, выложенный белым и “диким” камнем с двумя круглыми окнами по сторонам входа, приводившего в помещение под сферическим гротом. Кому-то понадобилось завалить свод...
Во втором парке стояла на небольшом пригорке колонная беседка-ротонда памяти Александра I с бюстом его на постаменте, самая крупная по пропорциям из встречавшихся в усадьбах, вероятно, уже 30-х годов XIX века, и другая беседка, милый березовый домик 1828 года с круглой комнатой, обведенный ‹во›круг галерейкой, несмотря на увеселительный характер свой, всецело ампирный по архитектуре. На чайном фарфоровом сервизе, сохранившемся в Московском музее керамики, были изображены все эти милые незатейливые достопримечательности Ильинского.
Кое-где в парке много лет подстригавшиеся аллеи образовывали вьющиеся спиралью или зигзагами зеленые сводчатые коридоры; послушные ветви все еще изгибались по каркасу, ранее здесь бывшему, но уже давно сгнившему. Неподалеку от дома в куртинах запрятались небольшие домики, большей частью середины XIX века, домики с затейливыми названиями — “Миловид”, где постоянно жил граф Остерман, “Кинь грусть”, “Приют для приятелей”, “Пойми меня”, “Не чуй горе”, домики, меблированные старомодной обстановкой, со стенами, сверху донизу завешанными гравюрами, олеографиями, даже вырезками из “Нивы” и “Всемирной иллюстрации”. Здесь жили когда-то поэт Полежаев и романист Лажечников8, автор прославленной повести "Ледяной дом"[17].
16
Остерман-Толстой Александр Иванович (1770—1857), генерал-от-инфантерии, граф. Во время Отечественной войны 1812 года командовал пехотным корпусом, в 1813 году прославил свое имя в бою под Кульмом. Награжден орденом св. Георгия 2-й степени (1813) и орденом св. Андрея Первозванного (1835).
17
В июле 1834 года в Ильинском две недели жил поэт А.И. Полежаев (1804—1838); писатель И.И. Лажечников (1792—1869) был одно время управляющим имения.