За его стенами много добродетели и много тоски по родному дому.
Иногда туда приезжают отцы, чтоб навестить своих маленьких дочек.
— Здравствуй, папа!
В простом сочетании этих слов: «Здравствуй, папа…» скрыты глубокие гимны маленьких сердец. А в словах «прощай, папа…» они замирают, как тихие аккорды арфы.
Было дождливое загородное ноябрьское воскресенье. Я сидел в уютном маленьком теплом кафе, курил и грезил…
Красивый видный господин вошел с маленькой чудной девочкой.
Это собственно был маленький ангел, но только без крыльев, в желтовато-зеленой бархатной кофточке.
Господин занял место за моим столом.
— Принесите какие-нибудь иллюстрации для барышни, — сказал он лакею.
— Нет, папа, мне не надо, — сказал ангел без крыльев.
Молчанье.
— Что с тобой? — спросил отец.
— Ничего! — ответила девочка.
Через некоторое время отец спросил:
— Что вы проходите теперь по математике?
Он подумал при этом «Надо поговорить о чем-нибудь отвлеченном. Наука успокаивает человека».
— Правила о процентах, — сказала девочка. — Зачем они? Что с ними делать? Я совсем не знаю. Зачем нам знать правила о процентах? Я не понимаю…
— Волос долог — ум короток! — сказал отец улыбаясь и провел рукой по ее белокурым волосам, которые блестели как шелк.
— Да, — сказала она.
Молчанье…
Я никогда не видал такого грустного личика. Оно вздрагивало, как кустик под тяжелым снежным покровом Так бывает, когда Элеонора Дузе восклицает: «О! о!» Или когда Джемма Белинчиони берет некоторые ноты…
Отец думал: «Умственная работа отвлекает человека. Во всяком случае, вредить она не может. Она как бы усыпляет душу… Нужно только пробудить умственный интерес. Конечно, он еще спит пока у нее…»
Он сказал: — Правила о процентах! О, это удивительно интересно! Я когда-то был очень силен в этом., (и слабое отражение былого процентного счастья умиленно скользнуло по его лицу). Например… погоди немножко — например, кто-нибудь покупает дом… Ты слушаешь?
— Да. Кто-нибудь покупает дом…
— Ну хотя бы тот самый дом в Герце, где ты родилась., (он придал интерес своему примеру, связав науку с семейными обстоятельствами). Он стоит 20 000 гульденов. Сколько он должен давать доходу, чтоб приносить 5 %?
— Этого никто не может знать… — сказала девочка. Папа, дядя Виктор часто бывает у нас?
— Нет, редко. Когда он приходит, он всегда садится в 9 твою пустую комнату. Ну, так слушай! 20 000 гульденов. Сколько составят 5 % от 20 000 гульденов? Ну разумеется — столько раз 5 гульденов, сколько 100 заключается в 20 000. Ведь это совсем просто… Не правда ли?
— О, да… — сказала девочка, думая и не понимая, отчего дядя Виктор теперь редко бывает у них.
— Так сколько же он должен давать доходу? — спросил отец. — Само собой разумеется — 1000 гульденов.
— Да, 1000 гульденов. Папа, большая белая лампа в столовой все еще коптит, когда ее зажигают?
— Коптит. Так ты теперь понимаешь, что такое правила о процентах?
— Да. Но я не понимаю, как могут на деньгах вырастать проценты. Ведь это не грушевое дерево. Ведь они мертвые — деньги…
— Дурочка… — сказал отец и подумал: «Впрочем, — это дело института…»
Молчание…
Она сказала тихо: «Мне бы хотелось домой, к вам…»
— Ну, ну… ты ведь у меня благоразумная девочка… разве нет?
Две слезы медленно скатились по ее лицу. Слезы! облегчающие! Тоска по дому обратилась в трепетные жемчужины…
Потом она сказала, улыбаясь: «Папа, у нас в институте есть три маленькие девочки. Старшей дают три булочки в день, второй — две, а младшей — одну. Так у нас заботятся о здоровье! Интересно знать, прибавят ли им в будущем году?»
Отец улыбнулся: «Видишь, как у вас весело».
— Как весело?.. Нам только смешно… Ведь когда смешно, то еще не весело…
— Ты у меня маленький философ, — сказал отец со счастливой гордостью и прочел во влажных мерцающих глазах своей девочки, что жизнь и философия две разные вещи. Она краснела и бледнела, бледнела и розовела… Как будто борьба происходила на этом неясном личике.
На нем было написано: «Прощай, папа! О, папа, прощай!..»
Я бы охотно сказал ее отцу «Милостивый государь, посмотрите на это лицо Магдалины! Видите, какое у нее хрупкое маленькое сердечко»…
Он бы ответил мне: «Милостивый государь, c’est la vie! Такова жизнь! Не все люди могут сидеть в ресторанах и предаваться своим мечтам»…
Отец спросил:
— Что вы теперь проходите по истории?
Он думал: «Надо ее отвлечь. Это мой принцип».