Когда мы со старшим напарником отправились на площадь, я спросил его, как нам теперь действовать.
– Против кого? – удивился он.
– Против бейсбольной банды. Ты что, не читал факса?
– Ты чего хочешь? – вскинулся он. – Чтобы мы хватали людей, которые нам помогают? Если меня сведет случай с кем-то из них, я первым делом пожму ему руку и выскажу свою благодарность. А потом посоветую встречаться с друзьями где-нибудь в другом месте, так как не могу поручиться за всех своих сослуживцев.
С моим напарником мне повезло. Делая выбор между начальством и своими однокорытниками, он всегда принимал решение в нашу пользу. Но распускать язык не следовало: среди нас попадались и такие, которые заботились только о собственной шкуре и ради карьеры готовы были предать любого из нас. В семье не без урода.
Я заметил, что эти предатели либо из самых молодых, либо приближаются к шестому десятку. Среди юнцов всегда найдутся подонки, которые за лычку на погонах продадут мать родную. От этих держись подальше, как только их раскусишь. А среди пятидесятилетних есть смертельно обиженные на тех, кто обошел их по службе, эти как бы хотят отыграться. Самое время подсуетиться, выслужиться перед начальством и скакнуть на ступеньку повыше. Тут нужен соответствующий партбилет, но не обойтись, конечно, без протекции и благоволения кадровиков. А потому иные солидные мужики вдруг превращаются в примерных учеников, которые на переменке шепчут в ухо учительницы, кто у кого списывал классную работу. Мой напарник этим не грешил. Он всегда держал нашу сторону. И в конце концов тоже пошел на повышение. Правда, в Майдлинге. Но там, по крайней мере, нет такого места, как Карлсплац.
Мы уже имели опыт обеспечения двух балов, когда все держали под контролем. Во время первого смутьянов было негусто. А нас – три тысячи. Не успели они расшуметься, как мы их оттранспортировали. Гости бала даже ничего не заметили. Это было за два года до катастрофы.
На следующий год сперва предупредили о демонстрации, потом дали отбой. Зато был какой-то звон про готовящееся покушение. Гостей решили не волновать, а потому и не поставили в известность общественность. Даже мы, полицейские, ничего не знали. Хотя, конечно, кое о чем догадывались, так как ремонтные работы шли под надзором полиции, а почти весь оперативный отдел в штатском был отряжен на бал. Но никакого ЧП не случилось. Ложная тревога была связана с беспалым. Мы тогда понятия об этом не имели. Подумать только: про него заговорили лишь год спустя, в день катастрофы. Это было после патрульного обхода, мы уже отправили в участок трех койотов. Пропустим это? Ладно, давайте по порядку. Чтобы вы могли себе представить, с каким дерьмом нам приходится каждый день возиться.
Значит, так. В тот самый день, часов около двенадцати, мы патрулировали переход на Карлсплац и остановились у газетного киоска. Читали заголовки, говорили о том о сем, прохаживались и тут наткнулись на этих троих – два гопника и одна гопница. Мы их знали, они жили, если можно так сказать, на Карлсплац, когда не сидели за решеткой. В общем, старые знакомые.
Я их заприметил, еще когда они на углу покупали жареный картофель, один штанитцель на троих.
Штанитцель-то? Разве отец вам не объяснял? Ну, это такой туго свернутый кулек. Один на всех. Дело обычное. Ничего нового. Денег нет. На дури еще не наварили. А может, и сами уже сломались. Мы их чуть не каждую неделю забирали. Не то слово. Тащили, перекатывали, волокли в машину. Сами они идти уже не могли, даже если бы сильно захотели. Бог знает, может, это было нашей ошибкой. Если бы мы их вообще не трогали, они, глядишь, добились бы того, чего им только и оставалось желать, – лежали бы где-нибудь в Зиммеринге, накачанные пердомалом и паракодином так, что никакой сорняк на могиле не вырастет.
Пердомал – снотворное, а паракодин – микстура от кашля, самое обычное лекарство. У нас в участке этого добра целая коробка набралась. Сначала мы, находя у них столько пузыречков, ломали голову, зачем им такая прорва микстуры: они даже не кашляют. А потом узнали, что эта микстурка с пердомалом дает такое сочетание, от которого у них земля плывет под ногами.
Так вот, когда мы увидели эту троицу, которая уже вся колыхалась, мы точно знали, чего они наглотались. Не первый день знакомы. Мы называли их койотами. Они бродяжили, подбирали всякую дрянь и ни на что путное давно не годились. Были и другие такого же сорта. Но этим троим мы дали особое прозвание. Они у нас числились задопроходцами. Этот почетный титул они заслужили этак год назад, когда мы накрыли их в сортире. Гопница лежала на каменном полу и не двигалась. Один эксплуатировал ее перепачканный кровью и калом зад, другой – свой задрюченный член. Ей заботливо подстелили газетные листы.