— Прелесть моя, в сексе ничего постыдного нет. Я нормальный мужчина из плоти и крови, и, когда встретил женщину, соответствующую моим идеалам, у меня возникло естественное желание заняться с ней любовью… Я чувствую, ты хочешь того же, хотя и стесняешься в том признаться… Твоя сдержанность — лишь видимость. Ты дрожишь от малейшего моего прикосновения, трепещешь — так же как я — каждой жилкой и каждой клеточкой… Ты не боишься, что мы оба умрем от разрыва сердца, если… если…
— О, Ронни, Ронни, — как в лихорадке прошептала она, прильнув к нему всем телом.
— Дорогая моя девочка, не думай ни о чем, кроме нас и нашего будущего. Поверь, ты ни о чем не пожалеешь, если станешь моей.
Глядя ему прямо в глаза и ощущая жгучий стыд и смущение, Шила нашла в себе силы признаться:
— Я давно… твоя, Ронни…
Трясущимися руками она развязала ему галстук, который, шелестя, упал к их ногам, расстегнула пуговки рубашки, зарылась лицом в мягкие завитки волос.
Роналд застонал от поцелуев, которыми Шила осыпала его грудь, от ее жаркого дыхания.
— Если ты не скажешь, что хочешь меня, я найду в себе силы остановиться сейчас. Мне важно, чтобы ты сознательно произнесла это. Просто скажи мне правду и все.
— Да, Ронни, да!..
Их губы слились в обжигающем поцелуе, в который воплотилась неукротимая страсть охватившая обоих. Как пушинку, он подхватил Шилу на руки и отнес на диван, спустил с плеч бретельки сарафана, потом сдернул его совсем. Стоя на коленях, Роналд любовался обнаженным женским телом.
— Боже, как ты прекрасна!
Она купалась в его изощренных ласках, когда он стал покусывать ей соски, касаться губами ложбинки между грудей. Не в силах дольше сдерживаться, Шила застонала — так сладостны были ощущения, рождавшиеся от медленного, скользящего движения языка, увлажнявшего ее кожу.
Умело, и настойчиво разогревая в Шиле желание, Роналд упивался ее стонами; тем, как податливо вздымаются навстречу ласкам женские бедра, готовые по-настоящему принять его. На секунду он поднял лицо — хотелось заглянуть Шиле в глаза.
— Посмотри на меня, дорогая, прошу тебя, открой глаза.
— Мне стыдно, — пролепетала она.
— Глупышка. Ты самой природой создана для любви и страсти. Мы оба для этого созданы.
Шила поняла, что стоит за этими словами. Нетерпение охватило ее. Баррикады, которые она старательно возводила, опасаясь за свое будущее, — рухнули. Ничто теперь не имело значения. Она хотела быть счастливой хотя бы на миг. Сейчас и немедленно!..
Их спугнул шорох. Оба замерли от неожиданности.
На пороге с ключами в руках стоял Тимоти.
6
Лицо Тима окаменело, на нем не было ни кровинки. Он не мог поверить своим глазам. Обнаженная Шила и полуодетый Роналд застыли на диване в весьма недвусмысленной позе.
Круто развернувшись, Тим молча вышел. В прихожей за ним громко захлопнулась дверь.
— Ужасно, ужасно! — В отчаянии Шила вскочила, заметалась в поисках какой-нибудь одежды, поскольку сарафан с оборванными бретельками валялся на полу. — Я должна догнать его!
— Нет! — отрезал Роналд. — Ты не сделаешь этого. Да и что ты ему скажешь? Он все равно рано или поздно узнал бы обо всем. Ему будет очень тяжело, но, надеюсь, он справится.
Где-то невдалеке послышался визг тормозов. Шилу передернуло. Если бы Тим сейчас попал в аварию, она себе этого не простила бы.
— Я знаю, почему он вернулся… Еще утром я попыталась намекнуть, что наши отношения исчерпали себя…
— Теперь окончательно во всем убедился. — Роналд не скрывал насмешки.
— Ты безжалостный. Я ему за многое благодарна…
— Я отчасти тоже, — озорно улыбнулся тот. — Никогда не думал, что жених, если он, конечно, не размазня, заботливо сохранит свою невесту для другого… Иди-ка сюда… Ты напрасно накинула халатик, он нам только будет мешать.
— Ради бога, Ронни! — ужаснулась она. — Я сейчас совсем не в том состоянии… — Шила попыталась вырваться из рук, плотно обхвативших ее талию. — Пусти, пожалуйста.
Ирвинг заколебался на мгновение, но поборол себя, сел на диван, искоса наблюдая за Шилой.
— У тебя найдется чего-нибудь выпить? Как ни парадоксально, нам, всем троим, сейчас не помешает хорошенько напиться.
Шила сделала вид, будто не расслышала, ее терзали мысли о Тиме.
Боже, что же я натворила! Разве он заслужил такое? Надеялась деликатно и постепенно свести их отношения на нет, а предала самым низким и пошлым образом — вот чего нельзя простить себе. Муки совести, сознание вины перед Тимом, приводили ее в отчаяние.
— Думаю, Тимоти так и сделал: сидит где-нибудь в баре, заливает горе бренди.