Приют сокровенный! желанный предел!
Туда бы от жизни ушёл, улетел.
Четыре потока оттуда шумят —
Не зрели их выхода очи.
Стремятся они на восток, на закат,
Стремятся к полудню, к полночи;
Рождаются вместе; родясь, расстаются;
Бегут без возврата и ввек не сольются.
Там в блеске небес два утёса стоят,
Превыше всего, что земное;
Кругом облака золотые кипят,
Эфира семейство младое;
Ведут хороводы в стране голубой;
Там не был, не будет свидетель земной.
Царица сидит высоко и светло
На вечно незыблемом троне;
Чудесной красой обвивает чело
И блещет в алмазной короне;
Напрасно там солнцу сиять и гореть:
Её золотит, но не может согреть. [1]
Саша облизнула пересохшие губы и рассеянно улыбнулась.
— Её золотит, но не может согреть… И почему мне вспомнилась баронесса фон Винтерхальтер? — она подняла взгляд на отца, чтобы проверить, понял ли он шутку… и испугалась выражению, застывшему на его лице. — Папа?..
— Дай сюда, — отрывисто приказал отец, забирая у неё книжку. Он дёрнул слишком резко, и откуда-то из-за корешка выпорхнула колдография.
Саша нагнулась быстрее отца и подхватила снимок.
— Прости, я не хотела… Ой, — она удивлённо уставилась на юношу, скромно пристроившегося с края запечатлённой компании. — Это же ты в молодости!
— Эта колдография из моих школьных времён, — отец потянулся было за снимком, но Саша увернулась.
— Нет, погоди!.. Ох, а кто этот человек?! Он так похож на… — она вздрогнула и подняла голову. — Похож на Макса…
— Это его отец, — выдавил Влад и упал на соседний стул.
Прикусив губу, Саша виновато вернула ему снимок.
— Пап, прости. Что бы это ни было, я не хотела…
— Нет, Саша, всё в порядке, — проговорил отец изменившимся голосом — тихим, надтреснутым и потерянным. Как будто дементор пролетел мимо и высосал из радующегося жизни Владислава Штайнера всю надежду и счастье. — Эта история — часть меня. Рано или поздно вы с Петей должны её узнать.
Опёршись локтями на бёдра, отец спрятал лицо в ладонях. С тревогой посмотрев на него, Саша приманила чайничек с заваркой и наполнила две кружки. Протянув одну отцу, Саша отхлебнула из своей.
— Нас было семеро, — наконец произнёс отец. Распрямившись, он ткнул пальцем в снимок. — Я. Макс. Яков, — он указал на высокого плечистого парня, высоко вздёрнувшего подбородок и криво усмехающегося, — его в скором времени заменил Георг, младший брат Макса, но здесь его нет. Это Деян, — другой здоровяк отличался чисто выбритой головой и тяжёлым, расчётливым взглядом отличного дуэлянта. — Петар, — этот огромный детина возвышался над всеми в группе и неуловимо напоминал Саше медведя (густой бородой и копной тёмных волос, наверное). — Аларикус, — тщедушный парнишка рядом с Петаром смотрелся не более чем тенью от руки здоровяка.
— А кто это? — указала Саша на последнего парня, который, если начистоту, больше других заинтересовал её. Он вовсе не был породисто красив, как отец Макса, но выглядел чертовски обаятельно и даже мило со своими растрёпанными русыми волосами и задорными светло-коричневыми глазами. Его улыбка колола льды.
— Адлер, наш лидер, — ответил отец с непонятным девушке чувством. — Адлер Гриндевальд.
— Гриндевальд?! — удивлённо выдохнула Саша.
— Гриндевальд, — подтвердил отец. — Правнук Геллерта и достойный его последователь.
— То есть… Как?.. Кхм… — кашлянула Саша, не зная, что и думать.
— Не то, на что ты рассчитывала, верно? — слабо улыбнулся отец. — Когда делали это колдо, мы сами не знали, чем вся затея обернётся. Хотя, может быть, Адлер и знал. Он никогда не делился со мной своим предчувствиями.
— Пап… прости, а можно, я закурю? — осторожно спросила Саша.
Отец неопределённо пожал плечами, вглядываясь в лицо Адлера Гриндевальда, ярко улыбающегося миру со снимка, датированного девяносто пятым годом. «Отцу тогда было, как мне сейчас», — подумала Саша, извлекая спрятанную в потайном кармане свитера пачку сигарет. Прикурив и глубоко затянувшись, Саша хлебнула чай и приготовилась слушать.
Ей пришлось услышать много такого, о чём она и помыслить не могла. Никогда Саша не допустила бы и мысли, что её отец, её добрый и любящий папа способен был на вещи, о которых рассказывал. Влад говорил и говорил, и с каждым новым этапом истории Саша приникала к очередной сигарете — так проще впитывались в мозг ядовитые слова.
Конец повествования вышел совсем скомканным — отец не мог продолжать, Саша видела, как его трясёт, и поспешила встать, подойти, обнять папу. Тот лишь дёрнулся, низко опустив голову, уставившись на снимок в дрожащих руках.
— Нас было семеро, — прошептал он. — Выжил только я…
— И хорошо, что выжил, — Саша обняла папу крепче, давя собственные слёзы.
— Я не должен был, — забито возразил отец. — Петар должен был жить… должен был жить Георг, — отец поднял на Сашу покрасневшие глаза. — Макс должен был жить. Я ненавидел его, но у него был смысл — его семья.
— У тебя тоже есть семья! — воскликнула Саша, падая перед отцом на колени. — У тебя есть я, и мама, и Петя! И все наши Мелеховы есть, и дедушка Александр!..
— Отец меня ненавидит, — устало вздохнул Влад. — И я его понимаю. Я разочаровал его в тот самый момент, когда только-только начал радовать. Я собственными руками разрушил его мечту…
— Ничего подобного, дедушка тебя не ненавидит! — перебила Саша, потому что не могла иначе. — Мы все тебя очень любим, папа! И я… я не была на твоём месте в то время, поэтому не имею никакого права судить, вот. Ты принял решения, которые принял, и сделал то, что сделал. Но это вовсе не помешает продолжать считать тебя самым лучшим папой на свете!
— Девочка моя… — грустно улыбнулся отец и заключил её в тёплые объятия.
***
Макс провёл в объятиях книг целый день. За высокими окнами библиотеки уютно шумел буран, домовики регулярно приносили еду и кофе, а история магической России захватила Макса — куда там унылой Южной Америке! Российские перипетии куда более…
Вибрация телефона заставила его оторваться. Поверх тридцати сообщений от Ганса с какими-то ссылками высветилось новое послание от Алексы.
Что ты знаешь о Семёрке?
Алекса, 17:05
Макс вскинул брови, затем нахмурился.
Мало чего.
Мои не любят об этом говорить.
Макс, 17:07
Главное, что я знаю —
Мой отец погиб из-за их деятельности.
Макс, 17:10
Мой отец только что рассказал мне всё.
Алекса, 17:11
Резко выпрямившись в кресле, Макс крепче сжал телефон.
Подробности?
Макс, 17:13
Лучше при встрече.
Алекса, 17:14
Когда?
Макс, 17:14
Когда для нас всё кончится.
Алекса, 17:16
Понимаю…
Я могу как-то помочь?
Макс, 17:17
Не думаю…
Алекса, 17:20
Ответив большим пальцем вверх и отложив телефон, Макс с силой провёл руками по лицу, волосам. Семёрка… он слышал это название от матери, и голос её дрожал от гнева и отвращения; слышал от деда — и тот предостерегал юношу от ошибок отца. Что касается бабушки…
Она вступила в библиотеку легко и изящно, шурша складками платья, и обвела помещение царственным взглядом. Макс тот час же поднялся.
— Бабушка.
— Максимилиан, — спокойно приветствовала она, проходя мимо него к стеллажам, и Макс невольно затаил дыхание, провожая её взглядом. Ей исполнялось семьдесят летом, при этом баронесса выглядела всё так же роскошно, как Макс помнил из раннего детства. Колдографии из их с дедом юности и вовсе вызывали у Макса острое желание спросить, не течёт ли кровь вейл в Арабелле.
Бабушка повернулась к нему, посмотрела оценивающе.
— Ты почитаешь для меня?
— Охотно, — Макс спешно поправил мантию, не желая выглядеть перед ней заработавшимся неряхой. Жестом он предложил перебраться в уютные кресла возле камина. — Что вы предпочитаете?