Армигер устало взглянул на нее.
Что я создам? Меган уже не вернешь. А остальное мне безразлично. Он сложил на груди руки. Что мы с тобой должны сделать, Джордан? Чего ты хочешь?
Уничтожьте Талиенс! вмешалась Мария. Аксель кивнул.
Если победит Посредничество, Вентусом снова будут управлять люди, сказал он. Мы ведь этого хотели, верно?
Сердце у Джордана упало. Казалось, это единственный выход, но он живо вспомнил, как Посредничество создало звериную армию, которая сопровождала их с Тамсин. Планета для Посредничества была всего лишь гигантской машиной. Возможно, Армигер мог заставить Талиенс замолчать и приказать Ветрам слушаться людей. И что тогда? Мир превратится в игрушку для человеческого «эго».
Если отныне он сможет приказать розе стать лилией, разве роза не потеряет всякое значение?
Я не вижу альтернативы, неохотно признал Джордан. Как поведет себя Посредничество, нам по крайней мере известно. А чего хочет Талиенс мы не знаем.
Нет, знаем.
На мгновение Глас пожалела, что сказала это. Все обратили свои взоры на нее. Собравшись с духом, она вышла изза спины Акселя.
С тех пор как Аксель рассказал мне, что тут творится, я все время думала о Талиенсе. Для нас, обитателей Архипелага, это сплошная загадка. Но здесь, на Вентусе, помоему, это многим понятно. И мне кажется, я тоже начинаю понимать.
Она подняла руку и повернула ее в розовом свете.
Что говорит сейчас с вами? В этом заключается и вопрос Талиенса, и ответ. Что за штука такая тело в форме женщины, сотканное из проводов и силикона? Я сама и то была одурачена, считая это, она показала на себя, всего лишь вещью, куском материи, лишенным сердца. Я думала, что мои эмоции и мысли это имитации. Что они не настоящие. Когдато, в бытность мою кораблем, так оно и было. Я думала то, что люди заставляли меня думать. Я чувствовала то, что они велели мне чувствовать. Точно так же с Ветрами. Их создали таким образом, чтобы они воспринимали мир как люди. Сначала они мыслили человеческими категориями и хотели только того, что заложили в них проектировщики. Людьми владело высокомерное желание воплотить в реальность придуманный ими метафизический мир. Они хотели сотворить с помощью нанотехнологии реальные сущности, которые скрыты за внешними явлениями. К счастью, некоторым ученым, работавшим над проектом, претил этот фарс. Они понимали, что, уничтожив инакость природы на Вентусе, дизайнеры не оставят на планете ничего, кроме человечества, созерцающего свое отражение. Это был бы чудовищный глобальный нарциссизм, вечный и неизбежный. Инакомыслящие ученые внедрили в проект Ветров вирус Талиенса. Согласно первоначальному плану каждый физический объект на планете должен был определить себя в зависимости от своего значения для людей. После Талиенса каждый объект создал собственную сущность, то есть самого себя, пусть даже за пределами человеческого понимания. Это необходимо, иначе Вентус останется театром марионеток, чьей единственной публикой будет сам кукольник. Прошу вас, нельзя уничтожать Талиенс! Если вы это сделаете, вы в буквальном смысле останетесь ни с чем, кроме себя самих.
Она сжала руки и потупила голову. Глас сильно сомневалась, что ее тревогу поймут; люди любят видеть свое отражение в вещах, которые создают. Откуда им знать, что такое отражение имеет смысл только в мире, где есть вещи, не созданные людьми?
Сперва все долго молчали. А затем, к удивлению Глас, вперед выступил Джордан Масон и мягко взял ее за руку.
Я могу общаться с Ветрами, сказал он. Ветры слышат только те передающие устройства, которые состоят из плоти и крови, то есть такие, как я. Армигер уже другой. У него есть власть над Ветрами, у меня в крови есть код. Но мне кажется, именно «Гласу пустыни» есть что сказать Ветрам. Талиенс не порок системы, ее пороком является неспособность Ветров общаться с нами. Однако, помоему, это можно исправить. Я прав, Армигер?
Армигер кивнул и посмотрел на Галу. Она улыбнулась.
Генерал шагнул к Джордан и Глас, протянув им руку. Глас сжала ладонь Армигера. Та была холодна и тверда как камень.
Эней осквернитель могил, вор, солдат, а затем дезертир армии парламента проснулся от шума дождя. Он лежал, свернувшись калачиком под своим пальто, с подветренной стороны большого валуна гдето на краю пустыни. Сюда он добрел из последних сил и свалился от голода, холода и, увы, изнеможения, вызванного преклонными годами.
Он вообще был удивлен, что проснулся. Вечером настал такой холод, что земля словно съежилась, и Эней в конце концов поддался отчаянию. Скорчившись за валуном, он уныло оценивал свою жизнь. Хорошей могилы у него не будет, хотя когдато ему казалось, что он ее заслужил… Он не оставит даже плачущей вдовы и скорбящей семьи. Он постоянно старался доказать себе, что чегото стоит, упрямо продолжая жить, несмотря на все разочарования и суровые испытания, которым подвергала его жизнь. Но теперь ему нечего было ей предъявить. Единственной памятью о нем будет кучка костей, которая останется здесь, на песке.
Пока он лежал, свернувшись калачиком и дрожа от холода, ему казалось, будто он слышит музыку, нисходящую с небес. Надежда покинула его; должно быть, он просто бредил.
Теперь, придя в себя, он понял, что пережил ночь, но это не вызвало у него никаких эмоций. Ну, пережил и пережил. Это не важно, поскольку моросящий ледяной дождик все равно прикончит его.
Дождь действительно шел, ровный и почти мелодичный. Однако Эней, и валун, возле которого он лежал, и песок на добрых два метра вокруг были сухими. Над ними будто парил невидимый зонтик.
Или же капли дождя сами расступались.
Эней с бьющимся сердцем прижался спиной к валуну и сгорбился под пальто.
Что это? Что это?
А затем, осознав, что разговаривает сам с собой и что никто его здесь не услышит, потупил голову от смущения и стыда. Именно в этот момент он почувствовал, какой теплой стала ткань пальто..
Эней осторожно высунул руку и ощутил такую жару, словно в небе сияло летнее солнце. Впечатление было такое, словно он сидел под своим собственным солнечным лучом.
Он спрятал задрожавшую руку под пальто. Не может этого быть! В том, что весь мир пробудился к жизни, глядя невидимыми круглыми глазами с каждого предмета, Эней не сомневался. Но что он значит для духов этой планеты? Букашка, ползающая по Вентусу! С какой стати ему ниспослали такую милость, в которой отказывали всю жизнь? Ветры пролетали по небу и по земле, как властители; они никогда не обращали внимания на него и ему подобных. В конце концов, одинокий и умирающий от голода на краю пустыни, он вынужден был признать, что не стоит их внимания. И не только. Он вообще ничего не стоит.
В мелкой траве чтото зашевелилось.
Изза камня высунулась мокрая мордочка, и Эней с облегчением вздохнул всегонавсего лисица. Малышка пряталась за валуном; ливень примял ее шерстку, оставив от лисы кожу да кости, облепленные мокрыми рыжими космами.
Лиса опустила голову и подняла с земли чтото коричневатое. Затем прошла несколько метров навстречу Энею и остановилась.
В зубах у лисицы была мертвая перепелка, понял Эней. Представив себе перепелку, жарящуюся на огне, он внезапно почувствовал, насколько проголодался. И выпрямился.
Лисица от неожиданности подпрыгнула и отбежала назад. Потом остановилась, склонила голову набок, словно прислушиваясь к чемуто, вернулась и подошла еще ближе. Остановившись снова, она с любопытством уставилась на него.
Эней прокашлялся.
Чего… чего ты хочешь, малышка?
Лиса опять склонила голову набок. Затем, очень медленно, подошла к Энею. Когда до него осталось метра полтора, она бросила перепелку на песок. Тронула птицу лапой, повернулась и потрусила назад.
Бывший вор провожал ее взглядом, открыв рот. Отойдя метров на десять, лиса обернулась и встретилась с Энеем взглядом.
И тут ему показалось, что он слышит голос очень тихий, почти такой же тихий, как шепоток дождя; нечеловеческий, однако именно такой, каким он мог бы себе представить голос лисицы, если бы лисы умели говорить. Еле уловимый шепоток, почти как галлюцинация, но Эней знал, что ему это не кажется. Лиса действительно сказала: «Здравствуй».