Скудные пожитки однокомнатной хибары. Три стула, несколько горшков, разная утварь для очага, два топорика у двери и прялка. По углам стояли шкафчики, а со стропил свисали засушенные травы и ветки. Все вещи были простые, грубые, кроме трех предметов: кровати, на которой сидел сейчас Армигер, изящного дубового стола и деревянного шкафа с узором из листьев, стоявшего за спиной у Меган. Вчера Армигер чувствовал себя Таким измотанным, что пролежал не шевелясь несколько часов, рассматривая этот узор.
Меган было за тридцать. Обветренное лицо прорезали морщины, в волосах блестели серебряные пряди. Однако она была сильной, а ее стройную фигуру не в силах было скрыть даже красное крестьянское платье. Она сунула одну руку в ведро, достала из него пригоршню пестрых белокоричневых перьев и начала перебирать их второй рукой.
Что ты делаешь? спросил Армигер. Голос его немного окреп.
Меган быстро вскинула голову и улыбнулась.
Как ты?
Получше. Армигер покрутил головой, с изумлением услышав, как трещат шейные позвонки. Раньше он никогда так не делал. Потом провел пальцами под подбородком. Шрам почти исчез. Попробую встать и походить.
Давай лучше завтра. Сейчас уже поздно.
Меган начала совать перья в мешок, и до Армигера дошло, что она делает подушку.
Я занял твою кровать. Я… Он замялся, не совсем понимая, что хотел сказать. Поблагодарить ее? Это было бы вполне почеловечески, хотя Армигер не сомневался, что его солдаты вряд ли стали бы выражать благодарность. Где ты спала?
Первую ночь вместе с тобой, ответила женщина, не отрываясь от работы. Лицо ее скрывали пряди волос. Ты был такой холодный! Я боялась, что ты не доживешь до утра. А потом я спала на столе положив на него пару стеганых одеял, так что все нормально. Матрас на кровати все равно соломенный.
Армигер представил, как она лежит на столе, словно труп, и тут же отогнал непрошеный образ.
Прости, что я причинил тебе столько хлопот. Меган нахмурилась.
Какие хлопоты? Как видишь, я жива и здорова. А потом… Что еще я могла сделать, как потвоему?
Я умирал, проговорил Армигер, сам удивляясь этой мысли. А ты спасла меня.
Ты не первый, кого я пытаюсь выходить, отозвалась Меган. Только тогда мне не повезло. Я и сейчас не надеялась, что ты оживешь. Так что я рада, что сумела когото спасти. Она помрачнела. По крайней мере на сей раз…
Ты потеряла когото из близких? Армигер вновь обвел комнату взглядом, отметив про себя изящный деревянный стол и каркас кровати. Мужа, да?
Меган кивнула и нагнулась за очередной пригоршней перьев.
Я знаю, что такое терять. И что такое пытаться спасти. Она бросила на Армигера почти свирепый взгляд. В конце концов ты всегда теряешь то, что хочешь сохранить. И чем больше стараешься, тем хуже. Так что теперь я знаю, как себя вести.
И как же?
Все сохранить невозможно. Но можно спасти какуюто часть. Она грустно глянула на деревянный шкаф. К примеру, предмет обстановки. И научиться довольствоваться малым. Меган встала, подошла к шкафу и провела рукой по резному дереву. Я сидела и смотрела, как он его мастерит. Он долго им занимался!.. Мы любили друг друга. Когда теряешь мужа, тебе кажется, что ты потеряла все на свете. Все просто лишается смысла. Забавно, но я очень нескоро поняла, что шкаф и другие вещи попрежнему здесь. Это все, что у меня от него осталось. Она пожала плечами и повернулась к Армигеру: А что потерял ты?
Армигера невольно охватила ярость. Как будто она могла понять, что он потерял!.. Хотя, возможно, потеря мужа для нее равноценна его собственному несчастью.
Я потерял свою армию.
И чуть было не потерял свою жизнь! рассмеялась Меган. Но настоящего солдата это не волнует, верно?
Армигер рассеянно почесал руку.
Солдат ничего не волнует, моя добрая леди.
Она подошла и села на краешек кровати. Армигер почувствовал запах куриных перьев.
Я готова поверить тебе, сказала она серьезно. Потому что ты чтото потерял, а не просто сбился с пути.
Армигер уставился на нее. Он не мог об этом говорить часть его «я», с которой он общался ранее, была выше слов и пяти человеческих чувств. Она, эта часть, изобрела другие средства для выражения своей сущности.
Армигеру хотелось поговорить на языке грома, развороченной земли и сотрясенного воздуха. И он бы сделал это, если бы хватило сил.
Вспомнив, что своими силами, которые имелись сейчас в его распоряжении, он обязан этой женщине, Армигер потупился.
Мне кажется… я действительно умер. Я умер… когда она умерла.
Местоимение «она» совершенно не годилось для обозначения высшего «я»; однако сородичи Меган считали, что их души женского рода. Армигер, обхватив себя руками и глядя мимо Меган, пытался подобрать слова.
Больше, чем жена. Больше, чем королева. Мой бог умер. Без него не только моя жизнь не имеет смысла… Он одухотворял все вокруг: воздух, камни… абсолютно все!
Я так и поняла по твоему виду и по бреду, который ты нес во сне, вздохнула Меган. Я вижу, ты потерял не меньше, чем я.
Нет! Больше!
Он сердито выпрямился, ощущая колющую боль в боку. Меган терпеливо и без испуга наблюдала за ним.
Она не была человеком. Она была… Ветром. Женщина изумленно вздернула брови, но лоб ее тут же разгладился.
Это многое объясняет, сказала она. Теперь пришел его черед изумляться.
Меган осторожно протянула руку и коснулась шрама у него на шее.
Я знаю посмертные обряды. Мне самой приходилось их исполнять.
Армигер откинулся на подушку. Его ярость улетучилась. Странно, он чувствовал внутреннюю неловкость, как будто обманул ее хотя на самом деле лишь сказал то, что женщина могла понять.
Все кругом утонуло в серых сумерках.
Спи, мой морф, промолвила Меган.
Армигер лег. И услышал, как она пробормотала, возможно, больше для себя:
И какую часть вот этоготы сможешь сохранить?
9
Похоже, сегодня последняя теплая ночь в этом году, сказала Меган днем позже. Я рада, что ты наслаждаешься ею.
Армигер улыбнулся ей. Он стоял на просеке рядом с избушкой. На небе всходила Диадема. Спутник Вентуса назвали так за россыпь блестящих белых кратеров, которые, казалось, усыпали ее овальную поверхность алмазными искорками. Бывали ночи, когда Армигер благословлял эти светящиеся точки, а бывало, что он проклинал их, в зависимости от того, что было выгоднее его армии: светлая ночь или кромешная тьма. Сегодня он впервые любовался ими просто так.
Ему было хорошо. И он даже понимал почему. Пока он выздоравливал, Армигер чувствовал себя свободным от всякой ответственности.
Странно…
Меган посмотрела вверх на луну, потом снова на него.
Что странно?
Я должен был умереть, пробормотал он. Она тронула его за плечо.
Раны у тебя были ужасные, но они быстро заживают. Разве это не естественно для морфа?
Я не совсем морф, сухо отозвался Армигер. Я просто похож… Хотя в общем ты права.
Он соврал ей легко, не задумываясь. А потом подумал: возможно ли вообще объяснить это смертной? Раньше он даже и пытаться не стал бы.
Армигер оторвался от созерцания ночного неба и посмотрел на Меган. Он совершенно не понимал ее. Женщины редко входили в его планы. Однако сейчас она стояла рядом с ним, во тьме, оглашаемой стрекотом цикад, и не играла в борьбу за власть, как это делали мужчины. Она взяла на себя ответственность за судьбу незнакомого раненого воина так, словно это подразумевалось само собой.
Моя связь с высшим «я»… Армигер осекся. Потом начал заново: Это больше, чем любовь. Мы были одним целым. Когда… она умерла, я тоже должен был умереть. Потому что я это она. Во всяком случае, так я думал.
Меган кивнула:
Мы всегда так думаем, когда любим. И тем не менее надо жить дальше.
Сначала Армигер. решил, что она его просто не поняла. А потом вдруг подумал: возможно, Меган сознает, что они воспринимают мир поразному, и пытается перевести его страдания на доступный ей язык.