Ветры выказали незаурядный интеллект и выдержку. Они играли на облаках и океанских волнах Вентуса как на сложных и хрупких инструментах. А в результате их совместной работы получалась безупречная симфония.
Так что Ветры, возможно, были капризны, но не безумны. Все на Вентусе и вне его это знали. Однако когда дело доходило до общения с другими разумными существами, они действительно казались безумными. Истории, которые читал сейчас Армигер, куда более подробно, чем справочники на других планетах, рассказывали о ничем не обоснованных убийствах и благодеяниях Ветров, которые несчастные люди, населявшие эту планету, веками пытались понять и предвидеть. Общепринятая теория гласила, что Ветры воспринимают человеческую деятельность как оскорбление экосистемы и всеми силами стараются защитить последнюю. Армигер прочел уже достаточно, чтобы понять, что это не так.
На планете то и дело появлялись мужчины и женщины, заявлявшие, что они способны общаться с Ветрами. Порой их вешали как ведьм и колдунов. Порой им удавалось доказать свои утверждения, и тогда они становились основателями религий.
Поклоняться Ветрам оказалось трудно, поскольку они обладали такой неудобной чертой, как собственный разум. Боги, как заметил один острякфилософ, должны оставаться на алтаре, а не шастать по земле.
Ветры были совершенно непоследовательны в насаждении своих экологических законов там, где это касалось человека. Армигер сам убедился в этом. В некоторых городах плавильные печи выбрасывали в атмосферу черный дым, в то время как небольшая доза серного диоксида, которую он применил в одном из боев, стоила целой армии. Ветры истребили всех участников сражения. Армигер беспомощно стоял на вершине холма, откуда управлял войсками, и смотрел, как умирают люди.
В то время он ничего не чувствовал. Теперь, вспоминая, Армигер с трудом подавил желание схватить книгу, которой касались его пальцы, и вышвырнуть ее в окно.
На планете чтото происходило. Ветры не злобны, не безумны, не безразличны к человечеству. Они повинуются какимто запутанным законам, которые Армигер попросту не понимал. Если бы удалось узнать…
Чтото заставило его обернуться. В комнате никого не было, Меган не шевелилась. И тем не менее Армигер ощутил чьето присутствие. В коридоре плакала женщина.
* * *
Армигер оделся и задул свечу, которая была сейчас роскошью. За время, проведенное во дворце, он чаще слышал плач, чем смех. В этом не было ничего необычного. Однако, сам не понимая почему, Армигер нерешительно пошел к двери.
Она беззвучно открылась в утопавший вомгле коридор. Окна по обоим концам коридора света не давали, лишь составляли контраст с темнотой внутри.
На минуту Армигер застыл, ослепнув, как любой человек, и удивляясь собственной беспомощности. Затем он вспомнил и начал крутить частоту зрения вверх и вниз, пока не нашел длину волны, при которой он мог видеть. Несколько месяцев назад это произошло бы автоматически. Армигер, нахмурившись, огляделся вокруг в поиска источника звука.
Женщина сидела на полу посреди коридора. Она баюкала когото. лежавшего у нее на коленях. Может, ребенка? Армигер открыл было рот, собираясь спросить, но передумал и осторожно кашлянул.
Женщина вздрогнула и подняла голову.
Кто здесь?
Средних лет, степенная и дородная, в крестьянском платье. Странно, что она оказалась в этой части дворца… Нет, скорее странно то, что эти залы еще не превратили в казармы.
Я услышал ваш плач, сказал Армигер. Вы ранены? Так бы он спросил мужчину. Он не знал, какие вопросы задавать плачущей женщине. Но она кивнула.
Моя рука, прошептала она, показав вниз. Она сломана. И, словно это признание было для нее больнее самого перелома, зарыдала еще сильнее.
Армигер встал возле нее на колени.
Вас ктонибудь осматривал?
Нет.
Дайте я посмотрю.
Он нежно коснулся ее локтя. Женщина поморщилась. Армигер осторожно нащупал перелом, открытый, в области предплечья. Кости немного разошлись в стороны. Их необходимо было зафиксировать. Армигер так и сказал пострадавшей.
А вы можете? спросила она. Да.
На плечи женщины была наброшена старая рваная шаль.
Я перевяжу вам руку шалью. Одну минутку. Требовалось наложить шину. Мебели здесь не осталось совершенно, однако стены были отделаны деревянными панелями. Армигер нащупал конец одной из панелей и несколькими быстрыми рывками отодрал от стены дощечку. Она отломалась со стоном, словно заблудшая душа.
Ни о чем не предупреждая, Армигер взял незнакомку за руку и потянул вперед. Женщина ахнула… но все уже было кончено, она не успела даже толком испугаться или почувствовать боль. Армигер приложил к руке дощечку и проворно замотал ее шалью. А потом подвесил руку на перевязь.
Почему вы раньше ее не перевязали?
Судя по опухоли, женщина сломала руку еще днем.
Я не должна была сюда приходить.
Я не об этом спрашиваю.
Да, конечно. Видите ли, все изза солдат. Некоторые из них ранены, причем тяжело, и людей, чтобы ухаживать за ними, не хватает. Я… я пошла туда, но там был человек с развороченным животом, он умирал, и медики не могли его оставить. А у другого были обожжены глаза. Я стояла в дверях, а им всем было так плохо… Я просто не решилась войти туда со своим дурацким переломом…
Она зарыдала, вцепившись в Армигера здоровой рукой. То, что Армигер сказал, не было вызвано желанием утешить ее. Просто он знал это по опыту.
Солдаты с радостью уступили бы свои кровати женщине.
Да, и я ненавижу их за это. Женщина оттолкнула его. Мужчин заставляет жертвовать собой высокомерие, а не сострадание!
Армигер в смущении сел на пол.
Как ты попала сюда? спросил он наконец.
Я подруга одной из горничных.. Она предложила приютить меня, когда пришли солдаты. Я не знала, куда мне деться. Я не могла вернуться к ней и сказать, что не пошла в лазарет.
Армигер знал, что комната рядом с их спальней пустует.
Пошли!
Он помог ей встать и провел в комнату. Лампы освещали кровать под балдахином, шкафчики и красивые золотистые шторы.
Я не могу здесь спать! возмущенно сказала женщина.
Еще как можешь.
Но утром… если королева узнает…
Если тебя кто спросит, скажешь, Армигер разрешил. Спокойной ночи.
Не сказав больше ни слова, он закрыл двери, бросив последний взгляд на женщину, которая в нерешительности стояла посреди спальни.
Армигер остановился за дверью, скрестив на груди руки. Наконец стало слышно, как она залезла на кровать. Только тогда он повернулся и пошел к лестнице.
Конюшню приспособили под лазарет. Мужчины стонали или плакали, не скрывая слез. Ктото за занавеской пронзительно вскрикивал в нескончаемой агонии. Остальные не могли уснуть изза шума, хотя большинство раненых лежали на соломе очень тихо. Глаза их были закрыты, а грудь еле заметно вздымалась и опадала в такт дыханию.
За ранеными ухаживали человек двадцать мужчин и женщин. Похоже, они не спали несколько суток.
Раненые были жертвами отдельных случайных стычек. Когда Лавин начнет штурм дворца, в этой конюшне не хватит места.
«Скорее всего она сгорит», подумал Армигер, шагая между рядами и оценивая тяжесть ранений.
Вы когото ищете? Армигер повернулся и увидел человека с красными глазами в заляпанном кровью костюме шута, который смотрел на него изза стола, уставленного бутылочками и медицинскими инструментами. Руки у него были коричневыми по локоть изза запекшейся крови.