С тех пор он тоже смотрел на меня с ужасом. Слуги проявляли при обращении со мной мягкое уважение так ведут себя с ненормальными. Они знали: я так переполнена горем хотя я не видела казни матери, да и прежде виделась с ней не больше пары часов в неделю, что не способна больше ничего чувствовать. А король считал, что я ненавижу его и жажду мести. Он, наверное, думал, что я убью его, пока он спит. Когда я повзрослела, отец начал подумывать, как бы избавиться от меня, хотя я была веселой и жизнерадостной. Я говорила, что простила его за убийство матери, и была приветлива с его новой женой. Я действительно не собиралась мстить; в тот день, когда мне сообщили об аресте матери, я отправилась в долгий путь, по которому иду до сих пор, и в моем сердце была лишь благодарность за то, что меня оставили в живых и за то, что я оставила человеческую расу позади.
Они плясали вокруг меня, пока я грезила среди бела дня легендарные любовники, предатели, воры, короли и святые, и я видела в них актеров, которые играют не только для окружающих, но и для самих себя. Если в них и существовала человеческая природа, она была глубоко похоронена под такими изобретениями, как горе и любовь. Эта вереница героев отравила мою юность.
Меня не собирались обучать наукам, поскольку я женщина.. Однако я не верила, что между мужчиной и женщиной есть какаято разница, и наняла учителей. Отец дал свое позволение, так вот его авгуры ничего не говорили о том, как обращаться с сумасшедшей. Поэтому мне разрешили делать то, что не разрешалось другим.
О, я умела быть обаятельной и не менее коварной, чем самые изощренные в интригах придворные. Даже более, поскольку я постигала настоящие глубины человеческой природы. Но по мере того как я росла, мои желания все больше менялись. Я забыла свои детские мечты и уже не жаждала блистать при дворе, в море амбиций, которые властвовали там, поскольку теперь я их тоже видела насквозь.
Порой, не стану скрывать, я действительно сходила с ума. Я запиралась в своей башне и пела совам песни. Днями напролет лежала на кровати, бесцельно глядя в потолок или оплакивая потери: я потеряла чувство горя, романтизм любви и невинности. Прекрасные принцы и любовное томление ничего не значили для меня на том пути, на который я ступила. Я тосковала по пониманию, которое не могла больше найти. При дворе еще остались люди, в основном слуги и простые рабочие, которых я любила, потому что они любили меня. Они знали, что я не безумна, а просто дерзка настолько, насколько даже короли не могли себе позволить. Бедные люди не любят играть роли и поэтому кажутся черствыми даже по отношению к самим себе; тем не менее они умеют любить лучше нас, ибо честны в своих чувствах. Они увидели, что я в одно мгновение отвергла мир, в котором выросла, потому что он требовал от меня бессмысленной гибели, дабы все продолжало идти по накатанному пути, А кроме того, я порой ходатайствовала за них перед королем, и он частенько давал «добро» там, где другие просители терпели поражение.
В конце концов, подметив мой неженский интерес к наукам и занятиям историей, отец придумал, как избавиться от меня. Раз я хочу быть ученой, сказал он, будь по тому: он позволит мне возглавить экспедицию, которую в то время организовал Ринский университет, чтобы измерить сейсмические изменения, вызванные деятельностью опресней.
Опресни порой закладывали термоядерные заряды глубоко в горах или океанских впадинах. Судя по сохранившимся архивам, Ветры проводили такие взрывы раз или два в столетие, в разных местах. Мы по традиции запрещали добычу полезных ископаемых в этих регионах в течение десяти лет после взрыва, а затем людям разрешалось копать сколько им вздумается. В результате они всегда находили богатую добычу минералов или металлических руд. Тщательно изучив архивы, я поняла, что взрывы производились по сложной схеме, направленной на то, чтобы приблизить ценные материалы к поверхности земли для нашего блага. Это одна из услуг, которую оказывают нам Ветры.
Да, Маут, они служат нам. Они просто этого не осознают. Если ты позволишь мне продолжить, ты поймешь, что я имею в виду.
Я прекрасно видела истинные намерения отца. Он хотел удалить меня от себя, лишить всяческой политической власти и возможности выйти замуж. Меня это не волновало. Я приняла его предложение из личных соображений. Честно говоря, мне безумно хотелось увидеть новые края и хотя бы временно пожить той жизнью, которую ведут мужчины. Я даже одевалась помужски. Помню, в день нашего отплытия я появилась в порту в кожаных брюках и мужской куртке, а за спиной у меня был тяжелый рундук с научными инструментами и книгами. Рядом семенили две дуэньи, совершенно не подготовленные к жизни на корабле и не понимающие, как им относиться к моему новому образу.
Университетские светила были еще менее рады меня видеть. Они рассматривали мое присутствие как нечто навязанное им против воли и были абсолютно правы, а меня саму воспринимали как скандальную особу. С первой же минуты, когда я ступила на палубу, мне дали понять, что я не дождусь от них никакой помощи, что они не будут повиноваться моим командам и всерьез воспринимать меня как главу экспедиции. Я не смогла найти с ними общий язык.
Наверное, в первый раз в жизни люди отказывались молниеносно исполнять мои желания. Я в ярости спустилась в свою каюту. Кипела я часов шесть, прежде чем поняла, что я снова реагирую на форму. Какой реакции я ожидала от этих людей? Они были проницательны и умны в избранной ими сфере деятельности и при этом ничего не смыслили в устройстве реального мира; это я уже успела сообразить. Так с какой же стати их неприязнь удивила меня?
Я идеализировала ученых, надеясь, что среди них наконецто найду людей, способных меня понять. Могу ли я надеяться продолжать свои исследования с этими людьми? Нет, конечно; помоему, им попросту не хватало для этого мозгов. Поэтому я рассмеялась и решила, что буду относиться к происходящему с юмором. Однако это оказалось непросто, поскольку команда была довольно жестока ко мне в последующие дни.
Не знаю, как далеко бы все зашло, если бы Фортуна не отвернулась от нас. Чтобы исследовать масштаб действия взрыва, мы проплыли вдоль цепочки островов, уходивших в открытый океан. Нам особенно хотелось добраться до одного острова в форме буквы «П», который, повидимому, являлся конечной точкой архипелагами установить на нем сейсмографические приборы. Путешествие должно было занять неделю. На третий день после того как меня вызвали с камбуза, где я обедала вместе с матросами они пригласили меня, и я согласилась, послав все традиции куда подальше, я сидела и кипела от злости на корме, вдалеке от капитана и его высокомерного помощника. И тут на корабль обрушился шквальный ветер. Он чуть было не опрокинул судно набок, но это была лишь прелюдия к шторму, нависшему над горизонтом в виде ужасных черных туч. Мне велели сойти вниз. Я отказывалась до тех пор, пока капитан не потерял терпение и не приказал отнести меня насильно.
Несколько часов нас трясло, как спички в кармане. Мои дуэньи слегли от недомогания и страха. Я гонялась за сундуком с инструментами, который летал от одной стены каюты к другой. Когда настала ночь, корабль както странно содрогнулся, и я услышала, как матросы кричат, что мы наткнулись на скалу. Куда нас занесло, я не знала, но трюмы быстро заполнялись водой, и капитан, не способный управлять судном, решил спасти свою собственную шкуру.
На корабле была всего одна спасательная шлюпка. Капитан уселся в нее вместе с помощником и несколькими дружками. На меня, принцессу, ему было наплевать, поскольку он прекрасно понимал, зачем отец послал меня в эту экспедицию. Храброго рыцаря, который спас бы меня, на корабле не нашлось. Дуэньи вцепились в свои вышитые подушки и наотрез отказывались двинуться с места. Я всетаки умудрилась открыть дверь каюты и ринулась на палубу.
Команда поняла, что капитан ее покидает. Озаренные голубыми вспышками молний, оглушенные парусами, которые хлопали в воздухе, как плети, матросы столпились на борту с первым попавшимся под руку оружием и стреляли в шлюпку, уже спущенную на воду, но еще пришвартованную к кораблю. Я стояла в дверях под бешено вращавшимся штурвалом и смотрела, как они убивают друг друга. Внезапно линь порвался, и лодку начало относить. Оставшиеся на палубе матросы попрыгали в воду, охваченные жаждой спастись с корабля, который казался им обреченным на гибель.