Сорча не мешала им звать ее, как они хотели. Она поддерживала огонь сплетен, надеясь, что кто-то из фейри придет проверить.
Никто не пришел.
Геральт останавливал ее пару раз, с красными щеками и тревогой в венах.
— Сорча! Остановишься хоть на миг? Ты себя в гроб загонишь!
— Мне нужно помочь людям, Геральт, — она стряхнула его ладонь с руки. — Отпусти.
— Когда ты в последний раз спала?
— Дни назад.
— Сорча, знаю, ты хочешь помочь тем людям, но лучше не станет, если ты умрешь, — он убрал прядь, что все время падала ей на глаза. — Позволь тебе помочь. Иди поешь, поспи и вернись с ясными глазами и ясным разумом.
— Я не отдам этот флакон никому.
— Где ты его взяла?
— Фейри, — соврала она, проверяя температуру пациента, радуясь, что он был еще жив. Мужчина был так истощен, что она думала, что он умрет до того, как она вытащит жуков.
— Фейри нет!
— Верь, во что хочешь, Геральт. Но сейчас ты мешаешь.
Она толкнула его плечо своим. Он отшатнулся и упал на кровать, где она собирала мертвых жуков.
Его крик отвращения был музыкой для ее ушей. Она не стала ему помогать, даже не посмотрела на него, хоть и хотела увидеть потрясение на его лице.
Геральт сдался после этого. Его признания в любви угасли, и он вернулся в свое поместье. Он не должен был находиться рядом с жертвами чумы. Он отвлекал, а не помогал.
Сорча очистила свой город от зараженных и пошла в следующий. Она шла среди целителей, кричащих о лекарствах, мимо священников, благословляющих зараженных. Она пошла в дома больных.
Все, кого она касалась, исцелялись.
Ее пациенты разносили истории о рыжеволосой женщине, идущей среди них. Они видели ее заостренные уши, говорили, что она была Туата де Дананн, сжалилась над их народом. Другие говорили, что она была сидхе, ведущей их души по земле живых.
От вопросов Сорча улыбалась и интересовалась их здоровьем. Это было холодным, но она не хотела узнавать своих пациентов. Это было путем дальше. Исцеление было ступенью на пути к следующему этапу в ее жизни.
Она занималась пациентами, и те, кто уже не страдал от чумы, мучился последствиями. Их легкие были слабыми, тела — хрупкими, и она помогала им до конца.
— Сорча? — спросила девочка, которую она лечила. — Что это за звук?
Смех и крики звучали в коридорах дома больных. Хмурясь, Сорча встала и поправила фартук.
— Я не знаю.
Стук во входную дверь, за ним смех, был последней каплей. Никто не имел права беспокоить больных.
Разозлившись, она подбежала к двери, сжимая кулаки. Еще крик, в этот раз женский, распалил гнев в ней сильнее.
Широко распахнув двери, она посмотрела на группу мужчин, нависших над грудой лохмотьев.
— Как вы смеете? — закричала она. Люди на улицах замерли. — Вы не уважаете раненых?
— Ах, тихо, целитель, — ответил один из мужчин. — Мы просто веселимся!
— Вы мешаете моим пациентам. Прочь отсюда.
— Или что?
Сорча потянулась в тени за дверью и вытащила узловатый посох. Она нашла его в пути, и он лег в ее руки идеальным весом. Им она согнала разбойников со ступенек.
Мужчины рассмеялись.
— Ладно тебе, Рыжая. Ты ничего не сделаешь.
— Вот как? — она спустилась со ступеньки и замахнулась. Она держала край в руке, позволяя весу посоха сделать то, что ее рука не могла. Неровный конец ударил громкого мужчину по виску. Он упал как камень.
Другие уставились на нее.
— Ну? — она ткнула посохом в их сторону. — Я спешу, мальчики. Прочь отсюда!
Они подняли друга и убежали, хохоча.
— Придурки, — проворчала она. — Их в городе слишком много.
— И не говори.
Сорча вздрогнула и посмотрела на лохмотья. Точнее, на женщину в самой отвратительной одежде, что Сорча видела. Кусочки ткани трепетали без устали, женщина встала.
Ее черные волосы были спутаны. Сорча сбрила бы их. Грязь запятнала ее лицо, была под ее ногтями. Она пронзила Сорчу взглядом. Разноцветные глаза, голубой и карий, глядели в ее душу.
— Жалеешь бедных? — спросила женщина. — Или недостойных?
— О чем ты?
— Есть монета?
— У меня нет денег.
— Жаль, — странное существо плюнуло на землю.
— Почему те мужчины к тебе лезли?
— Звали меня ведьмой.
Сочувствие заполнило Сорчу. Эмоция потрясла ее, она давно такого не ощущала. Она погладила ладонью руку женщины.
— Меня тоже так звали.
— Ясное дело, целительница. Но они правы насчет меня.
Сорча отдернула руку, охнув. Ее ладони дрожали от желания перекреститься.
— Что?
— Я — ведьма, и я честно признаюсь в связи с Хорошим народцем. Я зову их, и они слушаются моих желаний.