Ее ладони гладили его грудь, задевали трещины и обводили разные раны.
— Порой мучения веселят. Идем, любовь моя, я тебе покажу.
Любовь ее. Он оскалился.
— Ты играешь нечестно.
— Я и не говорила, что буду, — она обвила рукой его шею, притягивая его ближе. — Идем, моя любовь, моя жизнь, идем со мной из этого ужасного места.
— Ты — не моя Сорча.
Не могла быть. Все были не теми, какими он ожидал их видеть. Почему его мать и Сорча были плотными, он не понимал. Но он знал, что этот поразительный призрак — не женщина, ради которой билось его сердце.
— Отпусти меня, — прорычал он.
— Почему? Ты не хочешь меня?
— Где она?
— Кто? — Сорча склонила голову набок. — Ты про меня?
— Ты — не Сорча.
— Я могла бы быть, если бы ты захотел. Я пресмыкалась бы у твоих ног, целовала бы твои губы, поклонялась бы земле, по которой ты ходил.
— Я не этого хочу.
— Разве? А зачем тогда тебе человеческая женщина? Если бы ты хотел равную, ты выбрал бы фейри, — она цокнула и отошла, гладя ладонями ее грудь и живот. — Ты хотел друида, запретное существо, чтобы попробовать его, пока Сорча не станет старой и хрупкой. Оставь слабачку, Эмонн. Возьми меня.
— Ни за что.
— Почему?
— Она не слабая, и она не хуже из-за того, что друидка, — прорычал он. — Ее имя на твоих губах — оскорбление.
— Ты неравнодушен к ней?
— Ее храбрость и непоколебимая верность моему народу пленили мое сердце с того мига, как она появилась в Гибразиле.
— Докажи. Докажи, что неравнодушен к ней.
— Как? — он сделал бы это. Он хотел доказать, что дышал ради нее.
— Выбирай, — она подняла руку и указала на трон. — Какое будущее ты хочешь, Эмонн?
Другой трон появился рядом с его. Спутанные лозы и шипы торчали в стороны, на них цвели розы, но его взгляд приковал силуэт. Рыжие волосы торчали из брешей зелени, пропитанные кровью и соком растения.
Он издал сдавленный звук. Он шагнул туда, но замер, помня, что до этого все было иллюзией.
— Это она?
— Из всего, что ты видел, только это правда, — другая Сорча прильнула к его боку. — У тебя два будущих впереди. Сидеть на троне как король, зная, что она в безопасности. Рядом с тобой, но скрытая от всего, чего ты боишься. Другое будущее — свобода для нее.
— Почему мне не выбрать второе?
— Ты не сможешь управлять ею, если она будет свободно бродить. Сорча продолжит становиться сильнее, искать свою историю, семью, культуру. Все, что ты любишь, может измениться, когда она вырастет, — она обвела его грудь. — Так какое будущее ты хочешь, Высший король?
Ее безопасность была бы для него отрадой. Супруги королей страдали, а так она хоть будет жива.
— Она может видеть? — его голос дрогнул.
— Нет. Она не спит, но нет. Ни зрения, ни звука, ни прикосновений.
— Тогда она не жива при этом.
— Предложение, Эмонн из Благого двора. Если оставишь ее тут, она присоединится к остальным ее предкам. Она будет жить вечно среди роз рядом с тобой.
Слова о вечности крутились в голове. Она не умрет. Он не увидит, как она постареет, станет пылью в его ладонях. Века одиночества тянулись перед ним без нее. Он мог уберечь ее.
Но это был не его выбор. Она была независимой, и Эмонн не имел права принимать решения за нее. Он не мог оберегать ее вечно.
— Нет, — он покачал головой. — Она не моя. Она решает за себя, и я не лишу ее этого.
Сорча рядом с ним хищно улыбнулась.
— Тогда иди к ней, Высший король. Освободи свою невесту и помни, что мы говорили тебе не занимать этот трон.
— Почему?
Существо взорвалось тенями и ускользнуло, хихикая так громко, что эхо разносилось по коридорам.
Коридоры.
Туман пропал. Эмонн стоял на том же месте, где был, когда Сорча пропала за стеной.
Он повернулся к стене роз, видел лишь пространство на месте растений. Он бросился в тронный зал с большим стеклянным солнцем, крича:
— Сорча!
Два трона стояли в конце зала. Один был черным, другой — покрыт красными розами. Она сидела на троне королевы, прикованная к месту красотой, что выделяла ее.
Он выдохнул со страхом и подбежал к ней. Он не смотрел на трон Нуады, его по праву, только на нее.
Она нуждалась в нем.
Он упал на колени, вырвал шипы, что терзали его плоть. Кристаллы вспыхнули, выглядывали из мелких дырочек в его ладонях. Кости его запястий трещали камнем, и дрожь магии пульсировала в его венах.
— Держись, — рычал он, раздвигая растения. — Я тут, Сорча. Я тут.
Ее выдох был музыкой для его ушей. Он освободил ее ладони и прижал их к своему лицу.