— Так я делал с тобой.
— Именно.
Она думала, что хорошо его знала. Он почти хотел, чтобы она верила, что он был таким, каким стал теперь. Эмонн стал таким после трехсот лет дворов фейри. Его отец когда-то говорил, что мужчинам нужно побыть в глуши и поработать, чтобы стать умными правителями.
— Я всю жизнь тренировался как генерал, но не всегда был на поле боя.
— Да? — ее рот раскрылся. — Я думала, ты был не как твой брат.
— У нас было схожее обучение, когда мы были детьми и юношами.
— Насколько юными?
— Триста или четыреста лет, плюс-минус пара веков, я точно не помню.
— И что ты делал? — она оставила корзинку и повернулась к нему. Ее ноги были скрещенными, юбки смялись. Она склонилась для истории. — Скажи, Каменный король, какой поэзией ты завоевывал женщин?
— Я уже не использую те слова.
— Используй! Я хочу их услышать, Эмонн.
Он не хотел их произносить. Его уши горели, стали красными под ее взглядом.
— Ты будешь смеяться.
Она шлепнула ладонями по бедрам с недовольством.
— Не так ты и хорош со словами. Хвалил васильковые глаза и смех, похожий на колокольчики? Каждый мужчина думает, что этим завоюет сердце женщины.
— Ты знаешь эти уловки?
— Каждый мужчина пытался использовать это на моих сестрах или мне, — Сорча закатила глаза. — Это никогда не работает.
— Ты сравниваешь меня с людскими мужчинами?
— А с кем еще мне сравнивать? Я не слышала, чтобы фейри читали поэзию.
Он поджал губы. Она думала, что он был таким же, как мужчины, которых она видела раньше? Обидно, что люди были такими жалкими.
Эмонн схватил ее за руку так быстро, что она охнула. Ее глаза расширились, она смотрела, как он подносил ее костяшки к своим губам.
— Когда я был юн, я бы сказал тебе, что слышал твой голос в песне моря. Что без тебя запах клубники наполняет меня тоской по твоим волосам, губам, белизне твоих пальцев, — он посмотрел на ее ладонь в его, нежно погладил.
— Эмонн…
— Я уже не фейри-принц с нежными словами. Моя поэзия тебе — клятва. Мир может сгореть вокруг нас, но огонь не тронет мою любимую плоть. Океан может проглотить сушу, но я буду твоим кораблем, дам тебе свежий воздух. Меч может попытаться пронзить тебя, но я заберу все твои раны. Я жил тысячу лет во тьме, дожидаясь лучей твоего света.
Ее хриплое дыхание наполняло его сердце необъяснимым желанием. Он желал ее, но не тело. Он хотел ее мысли, мечты, желания, будущее. Все в ней было его, и он хотел оставить след на всем.
— Это было красиво, — прошептала она.
— Я же говорил, что все фейри-мужчины — поэты в душе.
— Это была не поэзия. Это был ты.
Их взгляды пересеклись, и он забыл, о чем они говорили. Ее глаза пылали, пели о ее любви. Он хотел быть лучшим поэтом-фейри.
Она заслужила все его сонеты. Те дни давно прошли, но Эмонн хотел вернуться. Хоть на пару мгновений.
Он кашлянул и кивнул на корзинку.
— Что ты принесла, mo chroí?
— О, — она подвинула корзинку к себе. — Кое-что, что ты оценишь.
Сорча вытащила буханку хлеба, теплый пар еще поднимался от нее. Маленький горшочек меда и сметаны, больше для него, чем для нее. Он знал, что ей не нравилось сладкое золото. А потом она развернула маленький сверток, где оказалась свежая клубника.
Он склонился и взял одну ягоду.
— Где ты это взяла?
— Попросила Циана об услуге.
— Он вырастил клубнику не в сезон?
Она пожала плечами.
— Я немного надавила.
— Ты хитрая, — он прокусил нежную ягоду, смакуя сладость, что плясала на его языке. Почти так же мило, как она, но не так приятно.
Он ощутил на себе ее взгляд. Их общие воспоминания разожгли огонь в его животе.
— Ты не ешь? — спросил он.
— Я любуюсь.
Было просто взять клубнику с ее ладони и поднести к ее губам.
— Откуси.
В этот раз она не спорила. Он чуть не застонал, когда ее белые зубы укусили красную ягоду, нежные губы чуть задели кончики его пальцев.
Струйка красного сока потекла из ее рта по подбородку. Она побежала по ее длинной шее к впадинке ключиц.
— Я думал, что умру, когда ты ешь клубнику, — простонал он. — Теперь я в этом уверен.
— Почему?
Она знала. Она должна была знать, почему он был так очарован женщиной, покрытой его любимым вкусом. Женщиной и запретным плодом.
Рычание задрожало в его горле. Он уложил ее на спину, волосы разметались, как солнце. Он склонился и провел языком по ее шее до подбородка.
— Ты — опасная женщина.
— Я?
— Ты поглощаешь мои мысли.