— Было бы неприлично позволять неженатой паре оставаться в одних покоях, да?
Она не могла сказать ему, что они уже состояли в браке, и Фионн знал, что загнал ее в угол. Он что-то задумал, и она не собиралась подыгрывать в этой игре.
* * *
— Они даже не смотрели на него! — кричала Сорча, скрывая золотые обручи с рук. — Видела? Это его родители, но им не хватило ума взглянуть на сына, которого они не видели веками!
— Так ведут себя фейри, — тихо сказала Уна.
— Это глупо!
Сорча бросила обручи в стену. От грохота ей стало чуть лучше.
— Они не будут на него смотреть, пока он изгнан, — сказала Уна.
— А кто может это исправить?
— Только король.
— Точно, — Сорча сжала кулаки. — Он этого никогда не сделает.
— Фионн такое не выберет. Он захочет, чтобы Эмонн оставался в изгнании, пока Фионн правит.
— Других вариантов нет? — спросила она. — Как нам это сделать?
Она села на край кровати и сжала голову руками. Фионн уже держал их за горло. План Эмонна был четким. Он был уверен, что его народ поддержит его.
Но — нет. Они не хотели связываться с изгнанным королем, особенно, когда даже его родители на него не смотрели.
Какими жестокими были эти фейри?
Она не могла представить, как отказалась бы от своего ребенка. Что бы он ни сделал, он был бы в ее сердце до конца жизни. Но эти, не сомневаясь, отказались от ребенка из-за того, что он был другим. Уродливым. Странным.
Эмонн таким не был. Он был добрым и способным, видел разницу в других и принимал их с этим. Он понимал, что отличие от других и делало их сильными.
Уна опустилась на колени перед Сорчей со скрипом.
— Моя милая девочка, еще не все потеряно.
— А что осталось?
— Аудиенция с королем может пойти не так, как мы ожидаем.
— Как так?
— Мы не знаем будущего, — Уна убрала волосы за ухо Сорчи. — Мы можем лишь надеяться, что оно останется светлым.
— Мы даже не видим мужчин тут, Сорча.
— Тогда нам нужен свой план, без мужчин.
— Он снова изгонит Эмонна, а то и хуже.
Шорох из окна прервал их разговор.
— Он уже меня изгнал и не может сделать это снова.
Сорча подняла голову так быстро, что все закружилось. Эмонн закинул ногу на подоконник, другая свисала над пропастью.
— Как ты сюда попал? — закричала она, вставая. Сорча подбежала к нему и со страхом сжала его руку. — Залезай, глупый! Ты же свалишься и разобьешься!
— Mo chroí, верь в меня чуть сильнее.
Он усмехнулся, и она перестала дышать. Она хоть раз видела его таким счастливым. Дикая радость на его лице плясала с волнением из-за близости смерти. Она находила все новые его стороны, его тело рассказывало новые истории о том, каким он был.
Она сжала его твердый бицепс.
— Что ты тут делаешь?
— Мне не понравилось, что Фионн разлучил нас.
— Почему ты не использовал дверь?
— У наших комнат стоит стража. Он все усложняет для нас, чтобы позлить меня.
Сорча покачала головой.
— Как позлить? Он обо мне невысокого мнения, не считает угрозой.
— Он знает, что я буду переживать за тебя, а не аудиенцию, — Эмонн пролез в ее комнату. — Теперь я могу сосредоточиться.
Он притянул ее в объятия, прижал ладонь к ее макушке. Она ощутила, как он выдохнул, обняв ее.
Уна кашлянула.
— Я поищу нам еды.
— И нужно помыться, Уна.
— Господин?
— Мы долго были в пути. Я бы хоте быть чистым, когда снова пойду в ту яму.
— Как пожелаете, господин.
Сорча улыбнулась и прильнула головой к его груди.
— Ты ведь хочешь не просто помыться?
— Это твоя первая ночь в Катар Солас. Ты должна насладиться всеми прелестями жизни фейри.
— Какими?
— Вода для купания тут смешана с амброзией зачарованных цветов. Фионн точно добавил больше в воду, которую попросит Уна.
— И что будет? — она нахмурилась с тревогой, отклонилась и глядела на его лицо. — Почему ты не переживаешь из-за этого?
— Амброзия в маленьких дозах расслабляет тело. В больших действует как афродизиак.
— Ах, — ее щеки вспыхнули. — Ты говорил, что не хотел отвлекаться.
— Я в доме, где провел детство, впервые за века, еще и с женщиной, которую люблю больше жизни. Нужно быть сумасшедшим, чтобы не хотеть отвлечься в такое время.
— Ты можешь пожалеть об этом утром.
— Я не могу жалеть о времени с тобой, — он гладил ее спину до поясницы. — Если это наша последняя ночь, то я хочу, чтобы наши души помнили ее, даже став призраками.
Эмонн склонился и поймал ее губы. Он прижался к ней телом, погрузился языком, шептал обещания у ее кожи всю ночь. Хоть они оба переживали, что не смогут выполнить те обещания.