— Чудесно, — Сорча опустилась на стол. — Я почти не могу управлять исходом. Если их предложения будут слишком жестокими, я их не поддержу.
— А если ты их не поддержишь, они начнут сражение без тебя.
— Там много групп фейри, — Сорча вздохнула. — Они плохо сражаются вместе.
— Точно, — согласилась Уна.
Циан поднялся на скамью, а потом на стол. Он сел рядом с ней, короткие ноги свисали.
— Это первый шаг ко всему. Они будут хищными. И захотят тебя проверить.
— Это я понимаю.
— Не сдавайся всех их прихотям. Они хорошие внутри, но хотят, чтобы их народ был защищен.
— Я согласилась на еще одну войну длиной в век? — спросила она.
— Не знаю. Ты не проживешь дольше века. И я надеюсь, ты не будешь биться старушкой в сражении, где, возможно, и не удастся победить.
Сорча нащупала в кармане сосуд жидкости, который друиды оставили на столике у ее кровати. Она не думала, что выпьет это. Это могло исцелить тысячи.
Она подняла сосуд к свету, смотрела, как радуга отражается в молочной жидкости.
— А если мне не придется переживать из-за возраста?
— Это…? — охнула Уна.
Циан уставился на бутылочку.
— Где ты это взяла?
— Это важно?
— Реликвии Туата де Дананн пропали до того, как возникло второе поколение королей. Когда первое исчезло, они забрали реликвии с собой. Дагда тщательно скрывал котел.
— Он у друидов. И, подозреваю, всегда был у них.
— Почему? — Циан замотал головой. — Почему он отдал его друидам?
— Может, он доверял им. Они хранили это в тайне все эти годы, и никто не знал, что он у них.
— А теперь они дали это тебе? Для чего?
Сорча нежно сжала бутылочку.
— Они дали мне это впервые, чтобы исцелить чуму кровавых жуков. Они сказали, это исцелит тысячи или сделает одного бессмертным.
— Бессмертным? — Циан быстро заморгал. — Ты смогла бы жить долго? Как мы?
— Думаю, даже больше.
— Зачем Дагда дал это друидам? Глупый фейри, они использовали бы это против нас! Стали бы всесильными!
— Они этого не сделали, — Сорча выдохнула. — Они его не использовали. Только дарили тем, кто менял будущее в лучшую сторону. Наш народ помогает.
Она посмотрела на бутылочку, откупорила ее и осушила. Как в первый раз в галлюцинации друида, жидкость бурлила в ее горле, опустилась холодом в желудок. Она не ощущала изменений. Мир казался прежним в ее глазах.
Но она уже не была прежней.
Циан кашлянул.
— Простите, госпожа. Я не хотел плохо отзываться о вас или вашем народе.
— Я помогу, чем смогу, чтобы восстановить этот мир до изначальных целей. Доброта, честь, уважение. Все законы, по которым живут Благие фейри, были искажены, чтобы подходить Фионну. Я хочу, чтобы все вернулось таким, каким задумывалось.
Новый голос присоединился к ним, гулкий и низкий:
— Браво. Я не смог бы сказать лучше.
Сорча вскочила на ноги. Прибывший был красивым, высоким для дворфа, но все еще не доставал ей до плеча. Бусины украшали короткую ухоженную бороду. Золотая корона была на его голове.
Она кивнула.
— Господин дворф, рада знакомству. Вы прибыли на военный совет?
— Верно. Если ты поведешь мой народ в бой, то я должен участвовать в решениях.
— Ваш народ? — она взглянула на корону. — Вы — король дворфов?
— Да. Но ты, милая, можешь знать меня Ангусом.
— А ты можешь звать меня Сорчей.
Он приподнял брови.
— Я еще не встречал человека, который по своей воле легко отдает имя фейри. Ты знаешь, что в плохих руках это может привести к беде.
Она потянула за его нить, и он удивленно вздрогнул.
— У меня есть свои хитрости.
— Ткач, — выдохнул он. — Я думал, твой род был мертв.
— Многие так думали. Но это не так.
— И я рад. У моего отца было много друзей в твоем виде. Мы их боялись, но всегда были рады, когда они сражались на нашей стороне.
Она кивнула и указала на столы.
— Присядем?
— Другие еще не пришли?
— Я не знала, что были другие, — она убрала руки за спину, пока они шли к столу, что был выбран для совета. — Об этом уже говорили?
— Признаюсь, не знаю. Но, думаю, многие захотят влиять на войну. Мы долго ждали шанса отомстить Фионну.
— Странно, я слышала, что вы не хотели отправлять свои отряды.
— Не с Эмонном, — он кашлянул. — Простите, миледи, вы были близки. Но я бился бок о бок с ним на поле боя, я знаю, как он сражается. Он безрассуден, не переживает за свою жизнь. Это ему помогало, но я не хотел вверять свой народ тому, кто не заботится об их жизнях.