— Бываловы скучные, — продолжаю я мысль, хочу отвлечься, и отвлекусь, у меня почти уже получилось, — а Альперовские ругаются. В прошлый раз, на даче Либермана, Ирка кинула в мужа бутылкой шампанского.
— Полной бутылкой? — переспрашивает Савин.
Остро захотелось шампанского «Брют». Холодного, взрывающегося во рту тысячами звезд, белых и желтых карликов. Подайте же, подайте шампанского, излюбленного напитка буржуазии, неизменного сопровождения беглых современных дефлораций, отрады кассиров на скромном девичнике.
Если взять бутыль за блестящее горлышко, поставить рядом с собой на пол, у ног привольно расположившегося мужчины, тихонько отпивать по глоточку, обнимая губами его член, всем будет очень хорошо, и пузырьки достанутся не одной тебе.
— Бываловы скучные, Альперовские ругаются, Козлевичи не придут, а Мюллер напивается и блюет, — продолжаю я.
— Когда это Мюллер блевал последний раз? — возмущается Савин безобразной клеветой на друга детства, даже перестает жевать.
Друг детства на самом деле носит другую фамилию, просто он очень похож на Мюллера из «Семнадцати мгновений весны», с мужем они вместе учились в школе, вместе учились в институте, вместе работают на одной кафедре. Мюллер лыс с детства. Когда он блевал последний раз, не помню. Скашиваю осторожно глаза на мужа, не будет ли он отстаивать права Мюллера. Нет, не счел нужным, углубился в чтение журнала «Охота и Рыбалка». На прошлой неделе он вернулся с охоты — в Ярославской области гонялись за лосями — безуспешно.
Закончив с комплектацией басмы, я приступаю к приготовлению сациви. Курица у меня уже сварена, ее белое мясо разорвано руками на волокна, теперь предстоит уварить соус с зеленью, орехами и чесноком. Встаю к плите, коленом специально касаюсь ручки высокого выдвижного ящика с лилиями. Мне кажется, что их тяжелый аромат перебивает все запахи на кухне, даже чеснока, даже холодца.
Старший сын, неспешно перебирая ногами, появляется на пороге. Размахивает телефонной трубкой и ловко подкидывает ее.
Чудом спасаю телефон от уваривания в соусе сациви, зажимаю между ухом и плечом, говорю:
— Алло!
— Ну что, овца? — интересуется телефон. — Еды, кушаний и яств наготовила? Уготовила? Уготовала?
— Маруся, — опознаю безошибочно, — ты сама овца. Давай я тебе чуть попозже позвоню…
— Нет, погоди, — волнуется подруга, — пожрать-то завтра хоть будет чего?
— Ужас! — говорю я. — Тебе бы только пожрать! Перезвоню! А то у меня обе руки заняты черт-те чем и голова — тоже.
— А рот занят? — не унимается наглая Маруська.
— Рот особенно.
— Ха-ха-ха-ха! — заливается смехом Маруся.
Встречать Новый год с Маруськой — это что-то из детства. Впервые мы были отпущены с ней в «свою» компанию в тринадцать лет, собирались у девочки из класса, Тани. Маруся хвасталась модными заколками с подвесками — звездочками на цепочках. Размером и цветом они почти не отличались от кремлевских. Я выглядела куда менее эффектно в униформе эстонской школьницы. Папа обменивался врачебным опытом с эстонскими коллегами, и они щедро одарили его талоном на приобретение эстонской школьной формы: клетчатая юбочка, синенькая жилеточка, две блузки. Одну, с рюшами, я не надевала ни разу, рюши неблизки мне. А клетчатую юбку носила лет до тридцати.
То новогоднее торжество прошло невероятно скучно. Запомнилась пионерская игра «Пять минут правды». Все усаживались в плотный кружок на ковре, каждый мог задать товарищу вопрос по выбору: имя любимого мальчика, размер обуви, количество книг в домашней библиотеке и что там еще могло прийти в голову семиклассникам.
В десятом классе мы праздновали новогодье в обществе моей первой любви и компании его друзей, готовили зимний салат, селедку под шубой и торт. Впервые выпив красного вина, хохотали как припадочные и пытались в дальнейшем смыть цветочный орнамент с тарелок.
Будучи первокурсницами, достойно отметили праздник в университетской общаге, именно там Марусечка и обрела свое неверное счастье — Алешу Козлевича. Алеша внешне был практически неотличим от актера Игоря Косталевского, бедная Маруська не имела ни единого шанса. Вкратце историю их отношений Марусечка пересказывает так: я полюбила Алешу, а он продал меня в публичный дом.
Но мне никуда не деться и от Козлевича тоже, с его личной версией истории, с его страстью к новой жене Анжеле с лицом богини. Воздух вокруг них заворачивается маленькими смерчами и торнадо, хочется извиниться и вежливо оставить их наедине, а эти люди просто пьют травяной чай. Анжела помешана на травяных чаях.