========== Бездна (Базиль) ==========
Бездна смотрит на тебя. Она смотрит на тебя постоянно. Вглядывается через каждую каплю дождя, всматривается из каждого колодца, взирает, срываясь с виска соленой каплей. Бездна знает, о чем ты думаешь. Потому что ты для нее — открытая книга. Ты пришел из тьмы, в нее и уйдешь. Ведь человек — это лишь мгновение яркой вспышки. Бездна же существует вечно. Во тьме.
Глубина — шестьдесят метров. Не так уж и много, если забыть о давлении в семь атмосфер и не представлять высоту семнадцатиэтажного дома. А в подводном океанариуме «Космо» о таких мелочах и не задумаешься, ведь свет флуоресцентных ламп развеивает абсолютную мглу, которая царит где-то там, за прочными толстыми металлическими стенами новейшей, выполненной по всем современным стандартам безопасности коробки, погруженной в глубины Тихого океана. Что может случиться здесь, в суперсовременном центре технической мысли, здесь, в ловушке, соединенной с поверхностью особой системой лифтов-подъемников и барокамер? Да ничего особенного. Разве что возникнет сбой в электроснабжении. Разве что воздушная смесь перестанет поступать в узкие хромированные коридоры. Разве что кто-то запаникует, и техника безопасности будет нарушена. Разве что одно из наипрочнейших стекол, отделявших океан от веселившихся, радостных наблюдателей за подводными жителями, вдруг треснет. Но разве думаешь об этом, когда смотришь на косяки рыб, чья чешуя загадочно мерцает в свете иллюминаторов и прожекторов, или наблюдаешь за лениво плывущей по внутреннему аквариуму медузой, чье зыбкое прозрачное тело так похоже на призрачную дымку? Нет. Ты просто смотришь на мир глазами ребенка, увидевшего чудо, и не знаешь, что из тьмы, развеиваемой сотней прожекторов, на тебя смотрит она. Бездна.
— Эрнеста-доно, как думаешь, они успеют?
Вопрос прорезал тишину, вспоров ее, словно ржавым ножом. Тускло горящие флуоресцентные лампы мигали под потолком, отбрасывая странные тени на хромированный пол. Тени от двух фигур, сидевших у стены, поджав колени к груди. Так ведь легче дышать, когда кислорода осталось мало.
— Не знаю, Базиль, — тихо ответила девушка лет девятнадцати на вопрос своего ровесника. — Но буду верить, что мы выберемся, до последнего.
— Я тоже.
Не тратьте кислород на разговоры: его с каждым вдохом всё меньше в этом коридоре. Одном из немногих еще незатопленных коридоров подводного океанариума «Космо». А ведь всего несколько часов назад вы двое весело смеялись, наблюдая за мечущимися в свете прожекторов рыбами, привыкшими к темноте. Прожектора двигались, направляя длинные белые лучи вслед косякам, заставляя чешую насмерть перепуганных рыб сиять, а их стройные ряды — рваться, поддаваясь хаосу. А затем что-то пошло не так, и авария, позволившая океану ворваться в металлическую коробку, сравняла наблюдателей, персонал, тех, кто поворачивал прожектора, с этими рыбами. И вода — темная, холодная, безразличная — гнала по коридорам людей, совсем как равнодушный свет обращал в бегство океанских обитателей.
— Думаешь, кто-нибудь еще спасся? — в синих глазах парня, мутных и слегка расфокусированных, промелькнула надежда.
— Не знаю, вполне вероятно, — улыбнулась девушка, глядя на плотно закрытые водонепроницаемые двери слева. — Если этот коридор выдержал, может, и другие пока держатся. Нам повезло, что мы оказались здесь, когда переборки начали аварийно закрываться. Может, кому-то тоже повезло оказаться в незатопленном помещении.
Ложь. Это помещение не совсем «не затоплено». Если вы встанете, вода будет доходить вам до щиколоток. Вода, заливающая пол, покрытая мелкой рябью от дрожи, что то и дело проходит по телу массивной металлической конструкции под названием «Космо». И неизвестно, каков ее уровень в других отсеках. Возможно, чуть выше. А возможно, ряби там нет, потому что нет и воздуха. И тем, кто заперт там, уже не важно, прибудут ли спасатели. Они всплыли кверху брюхом, как косяки рыб, отравленные десятком химических веществ, вырвавшихся из труб во время аварии. А ведь пару часов назад эти люди смеялись над необычной окраской чешуи подводных обитателей. А ведь пару часов назад эти обитатели рвались во тьму бездны, чтобы укрыться от странного призрачного света, который их всё же манил.
Всё изменилось.
— Главное, чтобы спасатели сумели выяснить, где застряли люди. Электричество работает в аварийном режиме, значит, биосканеры не работают. Да и если бы работали, сейчас с «Космо» вряд ли есть возможность связаться, — речь парня была спокойной и монотонной. Успокаивающей. Налипшие на лицо потемневшие русые пряди роняли в воду прозрачные капли, добавляя новую рябь.
— Можно постучать по обшивке, но мне что-то не хочется, — усмехнулась девушка, сжимая в руках старинный медальон.
В ее памяти отчетливо вставала картина, отбивающая всё желание прикасаться к выглядевшим так надежно стенам, оказавшимися такими хрупкими на самом деле. Дрожь пола, мигание ламп, то вспыхивавших безумно ярко, то почти умиравших, водная масса, беспощадной лавиной мчавшаяся по коридорам, и сеть мелких трещин, ползущая по стеклу. Каждая трещинка вставала в ее памяти отдельно. Медленно, очень медленно расширялась. Кусочки бронированного, «несокрушимого» стекла словно в замедленной съемке врывались в коридор под натиском океана. Одна секунда запечатлелась в памяти, словно вечность. В мельчайших подробностях, с фотографической точностью. Просто потому, что мозг отказывался принять реальность, защищался до последнего и искал подвох… а может, и не поэтому. Человеческий разум — непонятная штука. Почти столь же непонятная, как взгляд, который неотрывно следит за мельтешащими на свету созданиями, ведомым этим самым «разумом».
— Будем надеяться, они воспользуются тепловыми датчиками, — ответил Базиль, едва различимо кивнув. Двигаться в условиях нехватки кислорода — не лучшая идея. Коридор длинный, объем воздуха немал, но… не бесконечен.
— Спасатели к такому привыкли, наверняка воспользуются, — улыбнулась девушка, чье имя в переводе с итальянского значило: «Боритесь со смертью». Вот только в зеленых глазах, противореча имени, мелькнула обреченность.
— А уж если Ёмицу-доно будет с ними — вообще стопроцентно, — с абсолютной уверенностью в голосе добавил парень.
По стенам пробежала дрожь, металл жалобно скрипнул. Словно застонал, прося пощады. Люди в консервной банке-ловушке вздрогнули вместе с ним и одновременно позвали друг друга по имени. А затем рассмеялись. Совсем не весело, немного истерично, но главное — достаточно громко, чтобы заглушить стон умиравшего океанариума. Нет, не в ушах. В сердцах. Ведь если они говорят, значит, еще живы. Это доказательство. Доказательство того, что вода еще не победила, и тишина не воцарилась в этом коридоре… И в этом коридоре тоже. Страх оказаться в тишине оказался сильнее здравого смысла, кричавшего, что кислород надо экономить. Что произойдет быстрее: стены не выдержат возникшего перепада давления, закончится в этом отсеке воздух, или на глубину семнадцатиэтажного дома опустятся спасатели? Кто победит: океан или люди? Смешной вопрос. Потому что при любом исходе победит время. Ведь именно оно решает, какой вариант ответа будет верным.
— Да, шеф уж точно проследил бы, чтобы спасательная операция оказалась максимально эффективной, — согласилась Эрнеста и перевела взгляд на медальон.
Скрытая желтым металлом фотография запечатлела солнечный день, шумевшие листвой клены, бежавшие по небу кучевые облака, брюнетку шестнадцати лет, обнимавшего ее, как сестру, голубоглазого парня того же возраста и крепкого рослого мужчину с ослепительной улыбкой. Мужчина — короткостриженный, смуглый, в майке и видавших виды джинсах — стоял за подростками, положив ладони им на плечи. Базиль радостно улыбался, глядя в объектив, и синие глаза лучились счастьем. Эрнеста слегка косилась на него, и вряд ли кто-то бы понял, что ее улыбка предназначалась не фотографу и даже не вспышке, вылетевшей из его орудия промысла. Разве что Ёмицу, тот самый мужчина, мог догадаться, ведь его взгляд был направлен не в объектив, а на подчиненных, которые были для него как дети. И этот взгляд — лукавый, снисходительно-понимающий и немного потерянный — говорил о том, что мужчина знал. Вот только говорить ничего не собирался…