— Вайпер, я тебя люблю… Всегда любила… Прости меня, ладно? — прошептала она едва различимо.
— Ты слишком долго молчала, — пробормотал он. — Ты слишком хорошая актриса, что я ценил. Но главным должна была быть выгода.
— Нет… Главное — это ты, — улыбнулась она.
Иллюзионист хотел было возразить, что так не должно было быть, что для него самым главным всегда были, есть и будут деньги, что ни на какие там «чувства» он бы их не променял, но… Он смотрел в любящие нежные глаза и понимал, что, возможно, когда тебя любят — это не так уж и плохо, ведь это дает то, чего купить он никогда бы не сумел. А потому он сказал совсем не то, что хотел. Сентиментальную чушь, которая всегда казалась ему пустой и нелепой.
— Сваришь мне еще какао после реинкарнации?
— Каждый вечер…
— Это обещание.
— Нет. Это договор. Мы ведь никогда не нарушаем договора, Вайпер…
Иллюзионист хотел было сказать, что есть договора, которые можно расторгнуть, но понимал, что этот ему расторгать не хочется, и потому он не будет расторгнут, даже если за его соблюдение придется платить. Нет, он не отдал бы за это все свои сбережения, как она, но боролся бы за него изо всех сил. Просто у его чувств всё же были измерители и ограничения. У чувств девушки их не было. А потому он промолчал, глядя в давно уже ставшие родными серые глаза и крепко сжимая ее ладонь. Еще секунда, всхрип и тишина. Тонкая хрупкая ладошка с мозолями на пальцах ослабела и безвольно повисла в руках иллюзиониста. Серые глаза, всегда пронзительные и яркие, подернулись мутной пеленой холода и отрешенности. Ему не нравился этот взгляд. Такой далекий, такой безразличный… Не её. Он закрыл ее веки и скрестил руки девушки на ее груди. Фантазма квакнула и запрыгнула на них, словно пытаясь разбудить любимую кормилицу, но этот сон — не иллюзия, и его не развеять. От него не пробудить и за все сокровища мироздания. Его не уничтожить даже поцелуем любви… Есть вещи, что важнее денег; есть вещи, что нельзя купить; за всё в этой жизни надо платить, и за «запах» денег в том числе; плата порой бывает слишком высока, и выгода ее не окупит; любовь не требует средств, она требует чувств; а деньгами можно решить далеко не всё. Вот только понимаем мы это всегда слишком поздно, когда приходит то, что не исправить уже ничем. Пустота. И остается лишь верить в реинкарнацию и ждать, вспоминая теплоту улыбки и аромат какао, который в этой жизни пить уже не будешь. Ведь вкус будет совсем не тот. И кто знает, возможно, когда-нибудь, столетие спустя, мужчина с фиолетовыми волосами и лягушкой на плече встретится с девушкой с серыми глазами и любовью в душе. Что он скажет ей? Узнает ли, пройдя через смерть и возрождение?.. Узнает. Потому что человек, чье имя переводится как «Гадюка», всегда исполняет договора, которые не хочет разрывать…
========== Сладкий танец на углях (Закуро) ==========
Комментарий к Сладкий танец на углях (Закуро)
Рейтинг в данном драббле поднялся до NC-17 из-за сцен жестокости (постельных сцен здесь нет). В следующих главах рейтинг вернется в норму, но сейчас не совсем адекватный разум Автора выдал это. Приношу свои извинения тем, кто не приемлет сцен жестокости. А также в жанры прокрались «мистика» и «мифические существа». Спасибо всем, кто читает этот сборник! И отдельное спасибо Rish-Roshe за вычитку этой главы)
Холодный воздух был пропитан давящим металлическим запахом. Под ногами хрустел черный, похожий на пепел песок. Вечная ночь царила в небесах, освещенных луной. Кроваво-алой. Безразличной. Спокойной. Ветра не было давно — миллионы лет, с самого начала, с момента появления этого странного места. Мира, не связанного ни с одним другим и объединяющего их все. Мира Смерти. В безразличном Аду царила полная багряная луна, пугающая холодом пустота и давящее чувство беспросветного одиночества. И даже стоны душ, что мучились в кипящей лаве, бурлившей в кратерах вулканов, укрытых черным пеплом, не могли породить звук. Потому что песок, пыль, пепел — назови это как угодно — поглощали любые шорохи. Просто чтобы помучить грешников чуть больше. Они ведь это заслужили — так сказали весы, взвесившие черные и белые деяния их жизней.
Возле одного из кратеров стояла женщина. Черные волосы, струившиеся по плечам шелковым водопадом, почти касались пепла. Почти. Ведь его лучше было всё же не трогать — ни единой клеткой организма. Тонкие длинные белые пальцы венчали черные когти. Острые. Опасные. Похожие на бритвы. Черное платье, подолом скользившее по пеплу, облегало стройную фигуру — тонкую, хрупкую, изящную. Полные алые губы искривляла надменная, жестокая, беспощадная усмешка. Эти губы не умели улыбаться. Они портили ледяной ухмылкой идеальное лицо с мраморно-белой кожей и чуть заостренными чертами. Глаза, цвета крови, огромные, манящие, сжигающие дотла, внимательно смотрели в центр кратера. На того, кто наслаждался купанием в лаве.
— Закуро, знаешь, — прошелестели алые губы, не стараясь скрыть интерес в голосе, и магия адского существа заставила звук пробиться к ушам пленника. Она просто хотела с ним поболтать. Ведь она знала: он не будет стонать, не достигнет его голос ушей других грешников, как и ее собственный — тихий, вкрадчивый, — ты всё же очень любопытный экземпляр. Мне такие еще не попадались. Миллионы лет я пытаю грешников, и все они ломались — рано или поздно, но абсолютно неизбежно. А ты не ломаешься. Почему?
— Потому, глупая девица! — усмехнулся аловолосый небритый мужчина с грубыми чертами лица, чье тело нежно ласкала лава. Пламенно. Больно. Жестоко. Но абсолютно бесполезно…
— А конкретнее? — усмехнулась демонесса. — Ты ведь чувствуешь боль, я знаю. Вижу. Но ты умеешь ее терпеть. Да, болевой порог безумно завышен, но почему ты не сдаешься ни от каких пыток? Здесь, в моем мире, не действуют законы вашего. У тебя нет ни Пламени Предсмертной Воли, ни толстокожести, ни регенерации вашего мира — ничего. Ты дух, которому дали временное тело. И ты как все. Но ты терпишь. Почему?
— Ха-ха! Ты точно тупая! — рассмеялся мужчина и облокотился спиной о раскаленные камни.
«Ш-ш-ш», — сказала обуглившаяся кожа. Разнесся над долиной едкий мерзкий запах. Запах жженой плоти.
— Ах, право слово, так даже интереснее, — плавно взмахнув рукой, задумчиво сказала женщина. Тонкие пальцы коснулись белой кожи ее щеки.
Царап. По бледной скуле побежала багровая капля. Еще одна нотка упоительного металлического запаха в гамму остальных. Но кровь эта — демоническая. И она изначально была мертва. Не то, что у почти живых временных тел грешников.
— Хо, ты еще и мазохистка? — рассмеялся Закуро. — Любишь боль?
— А ты? — и хитрый прищур алых глаз.
— Не твое собачье дело, дрянь, — хмыкнул мужчина и зевнул. Зевнул, сидя в лаве, с постоянно обугливающейся на спине кожей и тут же заживающей, чтобы обуглиться вновь. Ведь в аду новые тела грешников непрерывно регенерируют, чтобы пытки были вечны.
— Ах, как грубо, — рассмеялась демонесса глубоким грудным смехом. — Мне это нравится. Я люблю порок, Закуро.
— Может, ты и меня любишь? — усмехнулся мужчина, сверля брюнетку пренебрежительным, но заинтересованным взглядом не менее алых, чем у нее самой, глаз.
— О нет. Любовь — это слишком светлое чувство, — покачала головой она и провела пальцем по царапине на своей щеке. Кровь на белой коже — как зернышко граната на снегу… — Для этого мира оно абсолютно не нужно. Никчемно. Бесполезно. Здесь есть место лишь боли. И, возможно, страсти, но ты не демон — ты грешник. А потому я не могу даже возжелать тебя, ведь ты жалок.