Ёмицу, интересно, сколько я уже здесь, в этом подвале? Они хотят знать детали твоего плана, чтобы защитить своего босса. Можешь не волноваться, они ничего не узнают, просто… сколько осталось до претворения твоего плана в жизнь?..
Я уже потеряла счет времени.
В камеру завозят тележку с прутьями разной толщины и… горелкой. Сглатываю. Только не закрывать глаза, только не показывать слабость…
Я всегда восхищалась Камо — знаменитым революционером, который терпел ужасные пытки, не давая окружающим понять, что чувствует боль. Да, всё правильно, думай о нем, думай о Камо, девочка… Тебе нужен образ, который помогает терпеть. Конечно, я далеко не такая сильная и буду кричать, так же, как в прошлый раз, так же, как и до этого…
А «так же» ли? Каленым железом меня еще не жгли.
Нет-нет-нет, думай о самом сильном человеке, которым восхищаешься, о том, чей образ помогал терпеть всё, что было до этого. Думай о Камо. Да…
Запах нагревающегося металла больно саданул по ноздрям. Черт…
— Просто расскажи нам, что затевает ваш отряд, и мы тебя убьем, — ласковый, как патока, фальшивый голос палача. — Убьем быстро и безболезненно…
Какое сладкое слово… Какое заманчивое предложение! Я бы ответила «да», не задумываясь, всего год назад!.. Год назад. Вот только то время уже не вернуть. И почему я не согласилась умереть вместо вступления в Вонголу? Умерла бы быстро и без боли…
Боль. Болевой шок. От него ведь тоже можно умереть.
— Опять молчишь. Что ж ты немую-то всё время из себя корчишь? — смех второго вызывает злость, но уже едва различимую. Только воспоминания о прошлом и боль сейчас яркие, всё остальное — просто миражи…
— А когда время приходит, кричишь как заведенная! Может, всё-таки скажешь то, что нам нужно? Избавишь и себя, и нас от проблем…
Я молчу, чтобы избавить от проблем кого-то более важного. Но…
— Что же мне прижечь первым?
Раскаленный прут придвигается к коже на животе. Черт, черт, черт…
— Живот? Грудь?
Он поднимется выше, всё так же издевательски не касаясь кожи, но заставляя тело судорожно дрожать.
— А может, выжечь тебе глаза, а?
Прут прямо перед моим лицом. Капли пота падают с кожи холодным дождем. Что. Мне. Делать?
Камо бы не отвернулся. Он бы улыбнулся, он бы… а ты? Что бы сделал ты, Ёмицу?
Закрываю глаза. Знаю, так нельзя, надо держать палача в поле зрения, чтобы боль не была внезапной, но… я вижу твое лицо. Сильное, волевое, спокойное… Ты потираешь глаза большими пальцами, а на столе стоит еще полный стакан виски. Фотография семьи перевернута — и хорошо, не хочу их сейчас видеть. Ты… когда-нибудь меня вспомнишь?
— Начнем со спины! А потом и до глаз доберемся… — тихий шелест, словно в иной реальности.
Ты подносишь бокал к губам и залпом осушаешь его. Не волнуйся, Ёмицу. Я не выдам твоих секретов. Ведь в этот раз ты сам поведешь группу в бой…
— Аааааааа!!!
Черная лавина боли. Боли-боли-боли-боли! Я не смогу, не смогу, это ад! Ад, ад, ад, ад! Я не сумею…
Где-то словно поставили на стол бокал. Я должна суметь…
Я просто ведьма. Одна из многих. И я танцую на углях последний танец — только для тебя…
========== Рыцарь (Кусакабе) ==========
Девочка лет шести стояла в песочнице. По ее щекам крупными бусинами катились слезы. Размазывая их грязными кулачками, иногда одергивая подол порванного платья, но не обращая внимания на исцарапанную коленку, она с обидой смотрела вслед двоим убегающим мальчишкам. Рядом с ней стоял еще один, и он убегать явно не собирался.
— Прекращай реветь, Сакико! — грозно буркнул он, пытаясь стереть, но в итоге лишь размазывая кровь по подбородку.
— Но… но ведь… — девочка продолжала плакать, судорожно всхлипывая. Только что дворовые мальчишки как обычно дразнили ее из-за светлых волос. Дети жестоки — они не принимают тех, кто на них не похож. Впрочем, в этом они не сильно отличаются от взрослых, только методы воздействия у последних несколько иные…
— Я же сказал! Я тебя защищу! — парнишка гордо выпятил грудь, из разбитого носа продолжала бежать кровь, но он улыбался, глядя на соседку — дочь лучшей подруги его матери.
— Правда? — с сомнением переспросила Сакико. — Тебе ведь досталось даже больше…
— Правда! — кивнул парень и махнул рукой в сторону сдавшихся противников. — Смотри, как они драпают! А это… — он снова попытался стереть кровь, но потерпел поражение. — Это ерунда! Мне совсем, ни капельки не больно!
— Ты такой храбрый, Тецуя! — черные глаза девочки загорелись восхищением. — Прямо как рыцарь из сказки!
— А то! — довольно ответил мальчишка, поправил гольфы так, чтобы ссадин на ногах не было видно, и добавил: — А ты прекращай реветь! Всё время ревешь: вот как родилась, так и ревешь!
— Ты не можешь этого помнить, ты тогда же родился! — возмутилась Сакико.
— А вот еще и как могу!
Он показал подруге язык и помчался прочь. А она рассмеялась и погналась за ним. Разбитые коленки были уже совсем не важны…
***
Десятилетняя девочка вжималась в угол, одноклассники разбрасывали вокруг ее письменные принадлежности. По классу разлетались изгрызенные ручки, почти исписанные карандаши, забавные ластики в виде зверят, подаренные ей лучшим другом… Она не кричала, не плакала, только сильнее вжималась в стену и закрывала руками лицо — слишком часто карандаши, прежде чем упасть на пол, врезались в голову.
Внезапно дверь распахнулась, и в класс, словно маленькое торнадо, ворвался мальчишка в полинявшей футболке и стоптанных кедах.
— А ну, пошли отсюда! — на бегу крикнул он и, не притормаживая, сбил с ног одного из хулиганов.
— Не надо, Тецуя! — закричала Сакико. — Учитель опять тебя накажет, если ты подерешься!
— Я же сказал: я тебя защищу!
Потасовка продолжилась, и совсем скоро парень оказался прижат к полу. Трое на одного — нечестная схватка. Но он продолжал вырываться и обзывать одноклассников всеми нехорошими словами, какие знал, а знал он их немало. Отец, главарь банды, и мать, работавшая на трех работах, научили его не только драться за то, что считаешь важным…
— Да чтоб вас всех!.. — крикнул Тецуя, но его крик прервал удар в челюсть — слишком слабый, чтобы выбить зуб, но достаточно сильный, чтобы губа окрасилась в алый. И в этот момент…
— Чтоб вас разорвало!
Схватив стул, Сакико швырнула его в спину парня, ударившего Тецую. Тот закричал и осел на пол. Девочка подбежала к другу, схватила за руку, чтобы помочь подняться, но он вырвал ладонь из ее тонких пальцев. Обгрызенные ногти неприятно оцарапали загорелую кожу.
— Ну уж нет! Я их побью, — уверенно сказал он и сжал кулаки. Двое парней напротив приняли боевую стойку. — Ты же знаешь, что я справлюсь!
— Да, — Сакико сделала шаг назад, и хотя в глазах ее читалось беспокойство, желания убежать в них не было. Как и сомнений. — Сделай их, Тецуя!
— Ага!
***
Сидя на бетонном ограждении, девушка делала одну затяжку за другой. Разбитые губы любовно окрашивали фильтр в красный, не замечая боли. К ней ведь можно привыкнуть. Форменная школьная юбка, едва прикрывавшая колени, не могла скрыть синяки на ногах, а перебинтованные руки двигались медленно и словно неохотно — даже сигарету пальцы держали как-то вяло.
— Опять отец? — хмуро спросил Тецуя.
Он стоял у подпорки моста и исподлобья смотрел на подругу детства. Вечно жалея, что не может защитить Сакико от отца, он раз за разом спасал ее от хулиганов, и раз за разом приходили на их место новые: детям не нравились светлые волосы, унаследованные девочкой от матери-иностранки, подросткам — их с Тецуей общая бедность.
Девушка усмехнулась и передала другу сигарету. Тот с наслаждением затянулся и выпустил в небо колечко дыма.
— Здорово ты, вот бы мне тоже так научиться, — с завистью протянула она.
— Тебе и семи жизней не хватит, плакса! — привычно поддел ее мальчишка и заправил за уши выбившиеся из «хвоста» черные волосы.
— Я уже давно не плачу, — фыркнула Сакико. — Мы же вместе в банду вступить решили, ты забыл? Там нельзя плакать, сам же мне говорил.
— Вот именно, так что даже не знаю, возьмут туда такую поливальную машину как ты или нет, — он показал ей язык и ухмыльнулся. Девочка повела плечами и вздохнула.