Выбрать главу

Ланчия вскочил, обулся и выбежал в коридор. Пара шагов, и он распахнул соседнюю дверь. Комната была пуста и казалась такой же почти необжитой, как и его собственная. Карие глаза заметались в панике: они искали хрупкую женскую фигуру, но не находили. Руки мужчины задрожали. «Сон? Или явь? Нет, пожалуйста, это не может быть сном! Ведь я наконец вспомнил…»

Он кинулся бежать, не разбирая дороги. Дом за домом, улица за улицей — одна изувеченная мостовая сменяла другую, но жителей не было, равно как и два дня назад. Ланчия обежал весь город. Во рту пересохло, пот градом катился по лицу и испарялся, не долетая до земли. Осталось лишь одно место, где он еще не был…

Неуверенным шагом мужчина направился к дому, забравшему у него всё: семью, невесту и частицу души. Семь лет жизни и веру в себя. А главное, ответ на вопрос: «Есть ли смысл в твоей жизни, Ланчия?» Она задала его в день, когда он подарил ей кольцо. Именно оно стало ответом. И этот смысл был похоронен под песками времени и неверия в чудо так долго…

Почему ты не вернулся сюда раньше, Ланчия? Потому что боялся, что ответа на главный вопрос, который ты так тщательно искал, здесь не окажется?..

Вдалеке показались кованые ворота. И сердце мужчины резко перешло в галоп. У калитки, держа в руках ведро воды, стояла Инес. Всё остальное было уже не важно. Ведь ответ был прямо перед ним… или это ему лишь казалось?

Бросившись к женщине, Ланчия на ходу крикнул:

— Почему ты ушла, не предупредив?

Она резко обернулась и вздрогнула. Заправила за ухо выбившиеся пряди, потупилась и тихо ответила:

— У меня одинаковые дни… Я встала, но ты так крепко спал, что я решила не будить тебя и отправилась по ежедневным делам. Но… прости, это въелось в меня, как ржавчина. Начав, я уже не смогла остановиться…

— Боялась, что вернешься домой, а там пусто? — спросил он, зная ответ. Ведь он тоже всегда понимал ее без слов.

— Прости…

— Это я должен просить прощения.

Они смотрели на асфальт, впитывавший солнечный жар как нечто само собой разумеющееся, и Ланчия думал о том, что не хочет говорить о дне, разделившем их. Она думала так же. И потому калитка скрипнула, пропуская гостей, две пары ног прошествовали по тропинке на задний двор, две фигуры зашли в палисадник — единственное ухоженное место во всей усадьбе. И лишь тишина следовала по пятам за теми, кто молча согласился не вспоминать о болезненном прошлом.

— Я здесь многое выращиваю, — слабо улыбнулась Инес. — Земля хорошая — дает много овощей. И прекрасные цветы.

— Помочь с чем-нибудь? — предложил Ланчия, с интересом рассматривая творение рук любимой женщины: огород, окруженный плодовыми деревьями и кустарниками, и изящные клумбы, непонятно каким чудом сумевшие сохранить свежесть недавно распустившихся цветов.

— Конечно, — кивнула Инес. — Нужно всё здесь полить. Приходится два раза в день этим заниматься, чтобы ничего не засохло, но это приятное времяпрепровождение. Да и свежие продукты всегда под рукой.

— Ты всегда была очень прагматична, и в то же время крайне романтична, — усмехнулся мужчина, щелкнув пальцем по бутону хризантемы.

— Зато ты часто терял голову и либо совершал подвиги, либо делал абсолютные глупости, — рассмеялась она. Впервые за долгие годы он услышал этот звонкий, как переливы колокольчиков, смех, и вдруг понял, что семь лет — это ничто, если тебе на самом деле есть к кому вернуться. Его губы сами собой расплылись в искренней улыбке.

— Откуда начнем?

— Да вот прямо с клумб и начинай, а я пока сорняки прополю…

День клонился к вечеру, обещая такую же жаркую ночь без намека на дождь. И Ланчии вдруг показалось, что в этом городе дождей не бывает в принципе.

***

Этой ночью он слышал лишь один звук. Странное шуршание, словно кто-то или что-то ползало вокруг него, собираясь в стаю. Он боялся пошевелиться, боялся даже вздохнуть, и лишь всматривался в черные изгибы чего-то, что было темнее самой ночи. Оно приближалось: медленно, но неотвратимо. А он не мог пошевелиться, не мог даже закричать: тело словно парализовало. И ползущее нечто знало об этом.

Лодыжек коснулось что-то мягкое. Что-то гладкое обвило запястья. Приковало к кровати поперек туловища. Сдавило грудь, не давая дышать. В тусклом блеске несуществующих звезд, отражавшихся на прочной, как стальная проволока, черной материи, Ланчия вдруг увидел смутные очертания… и понял. Это были волосы. Длинные шелковистые черные волосы, накрепко привязавшие его к кровати. Он хотел закричать и открыл было рот, но с губ не сорвалось ни звука. А шелк темных волос вдруг скользнул по его шее, языку, проник в рот, а затем глубже, и глубже, и глубже…

«Не отпущу тебя, Ланчия! Ни за что!..»

«Не отпускай. Никогда».

***

Новое утро — он проснулся в поту, но не почувствовал на губах и следа чего-то постороннего. Только в горло словно засыпали раскаленный песок, а в остальном никакого дискомфорта не было. Ланчия вздохнул и покачал головой. Ему казалось, он сходит с ума. Но разве это так важно? Ведь сейчас он сможет пойти к колонке, встретить там Инес, набрать воды в старое ведро и, как прошлым вечером, смеясь и вспоминая забавные моменты прошлого, полить прекрасный сад… их собственный Эдем.

Кошмары можно пережить, если после ночи наступает рассвет.

Он поднялся и вышел в коридор. Инес ждала его на кухне, теребя края передника и пытаясь заставить себя не смотреть каждые десять секунд на старые часы. Две улыбки — и время вновь отошло на второй план. Жизнь словно превратилась в цветной калейдоскоп.

Осколки калейдоскопа пересыпались, складывая разнообразные узоры. То Ланчия улыбался, глядя, как Инес поливает цветы в их маленьком райском саду. То она смеялась, глядя на то, как неуклюже он прореживает морковь. То старая колонка наполняла ведро кристально-чистой водой, в которой отражались две пары счастливых глаз. То солнце освещало закатными лучами старый холм, на краю которого Ланчия когда-то сделал Инес предложение…

Ночь сменяла картинки с ярких на темные. Боль, ужас, чувство вины и агония — вот всё, что в них было. И неизменно ее осипший голос спрашивал, не собирается ли он уходить. А он отвечал, что никогда не уйдет.

Договор, подписанный самой жизнью, не расторгнуть, они оба это понимали. И жаркое солнце, и тюльпаны, и выцветшие плакаты — всё сливалось в бесконечный бег по кругу, замкнутый в спиральном монохромном знаке «Инь-Ян». Ночь дарила ужас, день приносил покой. Звезды спокойно смотрели на город-призрак, обретший наконец двух постоянных жителей.

Проклятая усадьба — единственное здание, где они не побывали. Не видели смысла, не хотели говорить о прошлом… Ланчия уже не боялся развеять иллюзию — он просто нашел ответы на свои вопросы. А Инес верила в чудо, держа его дыхание в своих руках. И пятна крови на паласе были уже совсем не важны.

Картинки в калейдоскопе продолжали меняться.

Проходя мимо цветущей гортензии, Ланчия закрывал больше не скрипевшую благодаря новой смазке калитку и шел в палисадник. Инес вставала на старые качели и, раскинув руки, кричала небесам: «Проклятый город? И что с того?» Он срывал розу, она вытаскивала из пальца шип и целовала ранку, шепча заклинание: «Боль, боль, уходи», — и заклинание работало. Безжизненный город начинал меняться, всё больше подаваясь чарам тех, кто его проклял. Они смогли починить карусель в парке аттракционов. Разгребли мусорные завалы на главной площади. Застеклили окна в собственных спальнях. Время бежало вперед, срывая шелуху с материи. А может, лишь добавляя на нее праздничных конфетти?

«Я должен позвонить Саваде», — однажды подумал Ланчия о том, кто помог ему освободиться из плена. О том, благодаря кому он решил найти самого себя. Решил отыскать ответы на так долго копившиеся в душе вопросы… Ланчия нашел их, и теперь хотел рассказать об этом тому, кто сумеет вспомнить о нем без злости… Ноги уже несли мужчину к месту первого ночлега, ведь именно в спальном мешке он оставил телефон. «Должен сказать ему: я нашел, что искал», — он мысленно улыбнулся. Ответы стройной чередой выстраивались в голове.

Он винил себя за то, что уничтожил свою семью, но его заставили это сделать. Он не сумел противиться захвату разума, но этого не сумел бы практически никто. Он долгое время служил марионеточнику лишь из-за его контроля. Однако эти причины были бы не важны тем, кого он уничтожил — его ненавидели бы, несмотря ни на что. Ведь даже если знаешь, что пистолет — просто инструмент, а убивает тебя человек, его держащий, ненависть к оружию меньше не становится.