Ланчия понял, что простил его только один человек. Только та, кто верил в него до последнего. И он знал, что той пулей не только пронзил живот Инес — он вырвал клок из ее сердца. Она никогда не сомневалась в нем, ни до, ни после — просто хотела быть рядом. И это желание сводило с ума настолько, что пустынный город казался лучшим местом для ожидания. Он знал, что вернул ей частицу самой себя, оставшись рядом. Но понимал, что ей никогда не стать прежней. Просто потому, что за это время шрам от пули взрастил в ее сердце ночь: ей было плевать на всех, кроме него. Не так, как раньше…
Ланчия знал, что прошлого не вернуть. Что его не простит никто — даже Инес не сможет простить до конца, потому и боится каждое утро обнаружить пропажу. Но он и сам не хотел прощать себя. Входя в город, мужчина думал, что важнее всего узнать, можно ли простить себя за прошлое. Теперь он понял, насколько заблуждался. Главное, сможешь ли ты жить дальше, помня о своем прошлом.
«В чем смысл твоей жизни, Ланчия?»
Он нашел свой ответ. Не в искуплении грехов, не в отмщении, не в совершении героических поступков, не в поиске счастья… даже не в исправлении ошибок.
«Смысл в жизни искать не стоит, вот что важно понять. Нужно просто жить. Плохо ли, хорошо — главное, жить, стремясь вперед, а не пятясь назад. Потому что жизнь у нас одна. И как мы ее проживем, решать нам. Пусть на нас влияют, сколько хотят, — важно не потерять самого себя, вернуться на собственный путь, даже если тебя с него сбили. И продолжать идти вперед, избегая новых ошибок».
Ланчия распахнул дверь в гостиничный номер. Черный спальный мешок толстой гусеницей разлагался под жаркими лучами солнца.
Мужчина усмехнулся. В памяти замелькали узоры калейдоскопа. Гортензия перед усадьбой цвела пышным белым цветом. Пот падал с висков, испаряясь в воздухе. Порезы не дарили боль, поддаваясь чарам волшебницы. Постель по утрам, после каждой порции кошмаров, оставалась сухой. Ржавая колонка подавала родниковую воду. Инес не соглашалась покинуть город. А когда в последний раз они оба хоть что-то ели?..
Овощи, выращенные в палисаднике, гнили со срезанными цветами. Так же, как медленно поддавалось гниению нечто, завернутое в черный спальный мешок.
Ланчия подошел к спальнику, вытащил мобильный телефон, написал короткое смс. «Я нашел свои ответы, Савада. Надеюсь, ты свои найдешь гораздо раньше. Живи и не позволяй никому жить за тебя!» Телефон упал на пол, как только сообщение улетело к адресату. Нога в черном кожаном ботинке припечатала его к полу. Пластиковый дождь осыпал грязный линолеум. На плечи мужчины легли хрупкие тонкие ладони.
— Прости, я не могла сказать тебе…
— Это было и не нужно.
— Я не могла отпустить тебя…
— Я знаю. Но я и не хочу уходить. Не хотел семь лет назад, не хотел и в ту ночь.
— Это никогда не закончится, Ланчия…
— Я знаю, Инес.
Каждое утро над застывшим в солнечном мареве городом-призраком будет вставать солнце. Оно будет дарить ему палящий зной и удушливый аромат старения. Эдем на двоих будет распахивать двери и принимать в свое лоно тех, кто никогда не попробует собственноручно выращенных овощей, а они будут смеяться, держаться за руки и говорить, говорить, говорить… обо всем, кроме двух дней. Дней, ставших для них финалом. Или, быть может, только началом длиной в бесконечность?..
Каждую ночь оба пленника проклятья будут погружаться в бездну безумия, отчаяния и страха. Она будет убивать его раз за разом, и раз за разом он будет отвечать, что никогда не уйдет. Даже из этого Ада. И созданный Инес мир, проклинавший всё вокруг, как и ее саму, продолжит пытать своих пленников.
Инь и Ян всегда создают идеальную гармонию. Так почему бы не застыть в идеале, как застыло в нем время?
Ланчия обернулся и посмотрел на женщину, в чьих глазах смешались боль, отвращение к самой себе, чувство вины и толика надежды. Он улыбнулся. Сильные пальцы легли на затянутый серой тканью живот и коснулись небольшой впадины напротив печени. Пулевое ранение оставило глубокий незаживающий канал, что вечно болел, но никогда не ронял кровь — вся алая жидкость осталась на зеленом паласе усадьбы.
— Я мечтал узнать, жива ли ты.
— Ты убил меня тогда.
— А ты убила меня после.
— Потому что ты согласился остаться со мной.
— Я хотел узнать, ради чего живу.
— Ради того, чтобы жить.
— Но я умер.
— Ради того, чтобы умереть.
— Это просто закон бытия.
— Только мы из него выпали.
— Ты прокляла нас?
— Нет, я всего лишь просила позволить дождаться здесь тебя.
— Значит, нам пора просить, чтобы нас отсюда не прогоняли?
— Поздно. Иногда белое становится черным, а просьба — проклятием.
— Это навечно?
— Да.
— Спасибо.
Если живешь, живи; если жизнь оборвалась, прими это. Чем не идеальный смысл жизни?
Ланчия обнял призрак любимой женщины и прошептал:
— Прости меня.
— Ты прости, — ответила она, зарываясь пальцами в его волосы.
Солнце садилось за горизонт. Надвигалась ночь. И они знали, что на этот раз встретят свой кошмар вместе…
========== Чаепитие за гранью рамок (Шахматноголовый) ==========
Алиса не хотела быть как все. Надевала платье с широкой юбкой и множеством подъюбников, совсем как у Кэрроловской героини, только черное, повязывала белый передник, затягивала волосы черной лентой, обувала детские туфли с тупым мысом и небольшим квадратным каблучком поверх полосатых гольф. А затем брала в руки два ножа для разделки мяса.
Алиса не хотела быть как все. Она мечтала упасть в бездну кроличьей норы и никогда не просыпаться. Встретить в безумном мире странной сказки тех, кто не похож на обычных людей. На серую массу, называвшую ее сумасшедшей и не понимавшую, что безумие относительно.
«Относительно меня или вас?»
Алиса мечтала выпить чаю с Чеширским котом и помиловать пару десятков «шестерок червей», лично казнив после этого сотню. А потом выстирать, как обычно, свое черное платье, перевязать волосы и отправиться на променад с белым кроликом. Она хотела найти тех, кто не похож на остальных так же, как она сама. А в итоге встретила его.
Шахматноголовый. Странное существо, зовущее себя чем-то большим, нежели человек. Существо, принадлежащее к высшей расе и знающее слишком много о людской натуре. Тот, кто мог даровать силу, а мог погрузить в пучины безысходности. Она встретила его случайно. Он же искал ее целенаправленно.
Как не взять в личную армию девушку, мастерски владеющую двумя огромными ножами и Пламенем успокаивающего Дождя? Как не взять в качестве второго помощника ту, что в этом огромном мире может принести лишь беды, а в небольшом подземном убежище вымирающей расы станет «своей»? Как пройти мимо той, кто так не похож на серую массу, но порой слишком сильно напоминает тебя самого — замкнутого в собственном безумном мире, полном непреодолимых законов и безжалостной логики?
Он искал ее и нашел среди трупов. Она улыбнулась и просто пошла за ним — за человеком в клетчатой шляпе, серебристой маске и военном плаще. За тем, кто был не как все.
Чаепитие в темном зале, затеянное тремя безумцами, — что может быть лучше? Для нее — ничего. Правда, безумны они не были…
Тсуномичи странно смеялся, как обычно разливая чай по четырем чашкам: себе он всегда наливал две, говоря, что чай полезен для гибкой натуры. Шахматноголовый печально смотрел на своих подчиненных из-за прорезей маски и потирал виски, испещренные узорами в виде монохромных клеток. Алиса качалась на стуле, рискуя в любую секунду упасть, и думала о том, как было бы здорово отрезать помощнику ее Шляпника язык — чтобы не болтал слишком много. Ведь Тсуномичи и впрямь было слишком много, как и его болтовни. Так почему бы не убрать хоть кусочек?.. Шляпник запретил. Ну и ладно, что поделать. Сколько она уже так живет? Год, два? В кроличьей норе время бежит незаметно. Да это и не важно, ведь, главное, с ней рядом был тот, кто принимал и понимал ее. Кто научил виртуозно использовать Пламя Предсмертной Воли и давал задания по устранению врагов, не пугаясь огромных ножей. В такие моменты ей казалось, что она не Кэрроловская Алиса, а Алиса из компьютерной игры. И это тоже было неплохо. А главное, ее Шляпник был гораздо лучше, чем какой-либо еще. Только вот Тсуномичи несколько утомлял…