— А теперь сахарку, немного сахарку, фуфуфу, — проворковал гуттаперчевый человек с бледным лицом и странным смехом. А затем кинул в обе свои чашки по десять кусков сахара.
— Если думаешь, что глюкоза поможет твоим мозгам лучше работать, не обольщайся, — подколола его Алиса и опасно качнулась на стуле.
— Мне глюкоза не нужна, а вот тебе не помешала бы, — нараспев отозвался Тсуномичи и подмигнул девушке.
«Его глаза отлично смотрелись бы в вазочке с сахаром», — подумала Алиса.
— Даже не думай, — вздохнул Шляпник.
«Он всегда знает, о чем я думаю, даже когда не читает мысли», — улыбнулась про себя Алиса и рассмеялась.
— Так она всё-таки умеет думать? — притворно удивился Тсуномичи и кинул в рот зефирку.
— Каннибализмом промышляешь, белое гибкое недоразумение?
— Отнюдь, я не столь сладок. Хочешь попробовать, фуфуфу?
— Воздержусь, а то несварение заработаю.
«Его мозг точно поместился бы вот в этой сахарнице, я уверена. Она маленькая, но его мозг ни чуточку не больше».
— Даже не думай, — печальный взгляд человека с шахматным узором на щеках стал чуть суровее, и Алиса перестала качаться на стуле.
— Вы же знаете, это никогда не прекратится, — вздохнула она.
— Препираться — ваше любимое занятие, — кивнул Шляпник. — Но всегда надо помнить о грани, за которую выходить нельзя.
— Да-да-да, я важная персона, — вклинился Тсуномичи и вылил немного чая в блюдце. Подув на горячий напиток, он сделал медленный осторожный глоток.
— Чтоб ты обжегся, — на автомате пожелала девушка и сделала большой глоток. Горло окатило кипятком, но она улыбнулась: она не боялась боли. И это была еще одна причина, по которой Шахматноголовый взял ее к себе.
— Неужто вам не надоедает спорить? — вздохнул Шляпник.
— Отнюдь, — хором ответили его подчиненные и также дружно поморщились.
— Она просто выскочка, — пожал плечами Тсуномичи.
— Он мнит себя Мартовским Зайцем, а на деле не способен даже ответить на простейший вопрос, — фыркнула Алиса.
— Какой же? — поинтересовался Шляпник. Нет, ему не было интересно, и всё же ему было любопытно. Как так? Да очень просто! Ведь поверхностное любопытство и глубинный интерес не одно и то же.
— «Когда в лесу падает дерево, шумит ли оно, если его никто не слышит?» Когда человек умирает в агонии, шумит ли он, если его никто не слышит? Когда кто-то просит о помощи, слышно ли его, если все проходят мимо?
— Три вопроса, суть одна, — вздохнул Шляпник. — А ответ прост, как всё в этом мире: «Колебание звуковых волн не гарантирует, что тебя услышат». Но тебе не стоит этого опасаться, ведь теперь ты здесь. А значит, всегда будешь услышана.
— Всегда? — эхом отозвалась Алиса и с силой оттолкнулась ногами от пола. Черная лента среди светлых волос гротескной змеей расчертила воздух.
— А есть сомнения? — нахмурился Шахматноголовый.
Девушка закусила губу. Сомнений у нее не было, но была просьба. Вот только… задать вопрос или подождать? Но если прождать слишком долго, Король-Рыбак может быть уже не столь добр… Значит, надо рисковать: Грааль ведь у него всего один.
— Я не хочу оставлять Вас, но знаю, что не смогу быть рядом вечно. Вы вечны, я — нет. Даже Тсуномичи, притворяющийся Мартовским Зайцем, смертен.
В комнате повисла напряженная тишина, гуттаперчевый человек испуганно уставился на своего хозяина, а Алиса всё сильнее раскачивалась на стуле.
— И чего же ты хочешь? — спросил Шляпник, точно зная ответ.
— Вы ведь можете даровать бессмертие, — отозвалась Алиса будничным тоном. — Дать силу, забрать ее, и этим превратить человека в мумию…
— Эти мумии не умерли лишь потому, что их жизнь поддерживает Пламя Предсмертной Воли, мне неподвластное. Единственный элемент, который создан не моей расой, — Шахматноголовый знал, что трюк не пройдет. Он просто сбрасывал лишние карты.
— Но Вы можете поддерживать жизнь в мумии своими чарами.
— Это вечная кабала. Ты ведь знаешь правила: такие мумии становятся марионетками, неспособными нарушить приказ, и умирают, лишь только я лишу их энергетической подпитки.
Она рассмеялась. И даже Тсуномичи еле слышно расфуфуфукался. Он отхлебнул еще чаю из блюдца, а Алиса ушла на очередной крутой вираж, чуть не упав со стула.
— Я хоть раз ослушалась Вас, господин Шляпник? Или задала лишний вопрос? Или посмела обсуждать приказ? Вы абсолют в этом безумном мире застывшего времени. Мы с этим недо-Мартовским Зайцем знаем об этом лучше всех. Хотя он порой позволяет себе некоторые вольности…
Алиса метнула на Тсуномичи прожигающий взгляд и в который раз подумала, что его голова куда лучше смотрелась бы на блюде, а не на плечах. Но ее не успели одернуть — она продолжила говорить:
— Что до обрыва жизни, меня это не волнует. Вы умеете договариваться со временем, только Вы из всех нас. Если для меня оно оборвется, значит, я уже не буду нужна Вам. Это, право слово, достойно лишь одного финала. Зачем же продолжать жить, если чаепитие закончилось?
Она слегка покривила душой. «Если чаепитие с Вами закончилось» было бы вернее. Но Шляпник и так всё понимал. Без слов.
— Но тебе ведь всего двадцать пять, — вздохнул он. — Ты молода, красива. А подарить искусственную жизнь я смогу лишь высохшей мумии, чья кожа держится на ребрах изодранными лоскутами. Неужто тебя и это устраивает?
Тсуномичи рассмеялся:
— Так ее натура будет отражена во внешности!
— А мне скрывать нечего, в отличие от тебя, плут из плутов, лгун из лгунов, — парировала девушка, нисколько не злясь на выпад заклятого коллеги.
— Кажется, этот мир окончательно сошел с ума, — вздохнул Шахматноголовый и откинулся в кресле, печально глядя на свою крохотную, но бесконечно верную армию.
Два человека. Гуттаперчевый Тсуномичи, напоминавший Мартовского Зайца лишь любовью к чаю да странной логикой, насквозь лживый, но оттого не менее верный господину. Траурная Алиса, напоминавшая героиню Кэррола лишь умением влипать в неприятности, слишком агрессивная, но верная до безумия. Именно до безумия — оно безгранично и не имеет рамок, тогда как всё, что заключено в рамки разумного, может быть измерено и оценено.
Шляпник знал, что Алиса его любила. Той особой, безумной любовью без рамок, когда можешь отдать всё на свете и быть счастлив, ничего не получая взамен. Той исключительной любовью, которая не встречается на серых улицах мегаполисов. Ведь только в провале кроличьей норы девушке могут приказать уничтожить целый клан, а затем потрепать ее по окровавленным волосам за отличную работу. Только в подземном царстве застывшего времени могут понять ее странные вопросы, безжизненный смех и пустой взгляд, загорающийся лишь при появлении того, кто на самом деле понимает ее — без слов и чтения мыслей. Ведь только в этом черном мире искусственного света фальшивка может стать настоящей — та, кто казался подлунному миру неуместной абстракцией, может найти свое место среди таких же безумцев.
Только вот что такое безумие? И если оно вообще есть, кто безумнее: честная абстракция или лживый шаблон?
Тсуномичи снова рассмеялся. Человек, способный подстроиться подо что угодно, стать кем угодно и притвориться чем угодно, смеялся над раздумьями своего хозяина. Он давно уже не считал себя человеком — лишь гуттаперчевой марионеткой, шутом, который способен подкинуть королю неплохую идею, но всё же шутом живым. И он точно знал, что для Алисы не важна даже ее жизнь — единственная ценность, что оставалась еще у этих двоих.
«Любовь слепа, глупа, а еще безумна», — подумал он.
«Весь мир безумен, если заглянуть в самые потаенные уголки его души», — подумал Шахматноголовый.
«Если мир окончательно свихнется, он наконец-то поймет, как это здорово — быть собой, а не чьим-то подобием», — подумала Алиса.