Разворот навстречу второму. Девушка уже забыта, с криком бежит к домам, но джигиту не до нее. Что там баба, другую найдет, а вот этого нужно валить. Как он посмел!? Первая же атака едва не оказалась последней. Виктор без труда поднырнул под боковой правой и хотел было атаковать по корпусу, когда скорее ощутил, чем увидел апперкот левой. Как видно боксер, больно все продумано, технично, а главное быстро произошло. Спасло Виктора то, что на одних инстинктах, вообще не думая он каким-то невообразимым образом сумел извернуться, довернув корпус, пропустить мимо торса стремительно несущийся кулак, слегка перенаправив его левой рукой, а затем продолжая движение с разворота нанести удар ребром кисти правой руки в основание черепа нападающего. Хотя кто из них нападающий, поди еще разберись, ведь фактически первым-то начал Волков.
Парень рухнул как подрубленный. Если в инциденте на рынке Виктор себя хоть как-то контролировал, то тут полностью отпустил вожжи, а потому крушил с такой силой, на какую вообще был способен. Нет, он не был безбашенным, но имел дурной опыт.
Это было в учебке, в армии. Перед вечерней прогулкой их как всегда посадили на просмотр новостей. Обычная практика. Вся рота вооружается табуретами и вываливает в центральный проход казармы, перед телевизором висящем на высоте примерно двух с половиной метров. Рассаживаются повзводно, словно в походной колонне и смотрят. Вот в один из таких вечеров к Волкову подвалил один "дедушка", чтобы куда-то там припрячь. Виктор послал его по известному адресу, что тому естественно не понравилось и он ударил наглого молодого. Виктор взъярился и ударил в ответ, но так, без фанатизма, только чтобы обозначить, что готов постоять за себя. Тут же появился еще один "дедушка", а вокруг образовалась пустота, понимая что теперь придется иметь дело с двоими он намотал на руку поясной ремень показывая, что применит латунную пряжку. Тот, что задирал его, тут же вооружился табуретом. Наверное во всем виноваты множественные книги, которые Виктор успел прочесть до того, так как он от чего-то решил, что если он выпустит ремень, то противник опустит табурет. Он его и опустил, на голову Виктору. Вернее, хотел на голову, но тот разлетелся о подставленную руку. Тогда ему крепко досталось, но тому случаю он остался благодарен. Избить-то его избили, но не до больнички, через пару деньков, только синяки остались, но зато он зарубил себе на всю оставшуюся жизнь, начал драться, так дерись, не надо из себя благородного лепить, либо ты, либо тебя.
Один скрутился в позе эмбриона и тихо так и тоненько скулит, стало быть живой. Над вторым пришлось склониться, бил-то от всей души. Но ничего и пульс бьется и вроде как когда шевелил ему голову, то никак не прореагировал, может и не сломал ничего. Но лучше бы подальше отсюда. Девчонки уже и след простыл. Вот так вот, ни телефона, ни имени, да и Бог с ней. Валить нужно и чем скорее тем лучше. В порядке окажутся, ладушки, мести он не боялся, чай тоже не в дровах нашли, а как беда какая, так лучше держаться подальше.
Семерка завелась с полоборота, никакого тебе закона подлости, все чин чином, как и должно быть с ухоженным и отрегулированным движком. С места он не рвал, нормально так тронулся, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания, хотя сердце так и ухало о ребра. Выезд на большак, но тут все в порядке, горит зеленый, на всякий случай бросает взгляд по сторонам, а то зеленый это еще не все, на всякий пожарный все же перестрахуйся. Стоит камаз с фурой, вторую полосу не видно. Да и бог с ней, зеленый же. А ВОТ ХРЕНА!!!
ГЛАВА 2
Несущаяся как угорелая газель, куда спрашивается и какого водитель из себя решил построить крутого разъезжающего на джипе или он был пьяным, а может просто промохал сигнал светофора. Да ктож его знает, что там случилось, вот сейчас осмотрится по сторонам и если ходить сможет обо всем мудака и спросит. Капитально он в бочину вошел. По всему получается, вся левая сторона должна собой представлять одну сплошную отбивную, потому как он отчетливо помнит стук, треск сминаемого металла и разрываемой обшивки, а еще как этот металл наваливается на него любимого, вызывая адскую боль… Но вот отчего-то нигде не болит. Вернее болит почему-то только голова, а все остальное вполне себе так нормально.
Воздух какой-то чистый, нет не так, наполнен разными ароматами и свежестью как бывает только когда пойдешь гулять в лес. Опять же голоса птичьи, это на центральной-то улице города, где за шумом машин никакую пичужку не услышишь, хотя скверик там неподалеку был, может его туда отнесли. Нет ну вот надо же, как день не задался. А все через красавицу: "Вы свободны". Свободен блин. Теперь походу от многого свободен. Чего это машин не слышно, скверик не скверик, но на той дороге что поблизости и днем и ночью движение не прекращается, разве поток ослабевает. А может ночь уже, а какого тогда птиц слышно. Может показаться, что Виктор долго и упорно обкатывал все эти мысли, но вот только пронеслись они с огромной скоростью.
Едва открыв глаза, он тут же зажмурился, от ударившего в них солнечного света и поплывших разноцветных кругов. Да-а-а, знатно его деревом привалило видать, эвон взор как помутился. Можа еще отпустит. Не надо торопиться, эдак тихонько, как зверя скрадывая, хотя он и не охотник тем живущий, но всяко в жизни попробовать пришлось.
Стоп. Какое дерево? Какой зверь? Он в жизни на охоте не был, ну если не считать таковой операции в зеленках. И вообще его машина приложила. Дорожно-транспортное происшествие называется или если хотите, автокатастрофа, что это за мысли о деревьях. Ага, еще и буря какая-то припоминается. И вообще на каком это он языке про дерево подумал, какая-то дикая смесь из украинских, белорусских и польских слов. Нет, он мог кое-как разговаривать по украински, понимал лучше, но если начинали говорить бегло, очень даже просто мог потерять нить разговора. С польским и белорусским вообще швах, только некоторые слова, ну может с трудом кое-что и понял бы. Но вот ассоциация именно такая. Бред, какой-то.
Бред. Ну да, а что же это еще-то. Он опять открыл глаза, на этот раз вроде полегче и свет не так режет и кругов поменьше, постепенно они и вовсе пропадают, а перед взором предстает занимательная картина. Находится он оказывается в лесу, ну никак это место не походит ни на парковую посадку сквера, ни на лесопосадку огораживающую поля. Вот как есть лес. Причем лес худой, на дрова вполне годный, ну если какую кособокую постройку нужно сладить, еще туда-сюда, бог с ним, но не строевой лес. А тут строевого отродясь не водилось, деревья высокие, но все больше вяз, ясень да клен, есть и бук и дуб, но тоже не особо стройные. Тут пока заготовишь хорошие бревна можно не семь, а двадцать семь потов согнать, а на выходе получить мелочь. Так, а откуда он это знает? Так его бред, не дядькин. Тоже верно.
А вот и дерево, которым его приложило, когда бурей повалило, но судя по размерам он его все же не то, что головой принял, а как-то вскользь, иначе тут никакая черепушка не выдержит, ствол-то кривой, вот только в поперечнике никак не меньше пятидесяти сантиметров, да и длинна приличная и крона широкая, вяз, как есть вяз, это он падая еще и замедлился сильно пока своей кроной проминался сквозь другие деревья.
Виктор непроизвольно пощупал голову. Вот она родимая, слева, да здоровая, с кулак будет, ну с женский. Ай, больно. А в бреду больно разве бывает? Ну, приложило-то меня капитально, вот и болит даже в бреду. Почему же тогда ничто другое не болит? А черт его знает, в конце-концов у него это первый бред, раньше только сны цветные доводилось видеть, как-то Бог миловал. А может я того… а это сад эдемский? Ну да, а чего же тогда в раю больно. Ад? Не, больно красиво и благостно. А Брячиславия вообще княжество залюбуешься. Брячиславия? Ну да. Княжество славенское. Славянское? Нет, точно славенское, потому как славены народ большой и на огромных землях обретаются если их под одну руку объединить, то и Сальджукская империя уступит размерами, да что там, пол старого света займут. Старого света? Значит и новый есть? Нет, ну если есть старый, то новому сам Бог велел. Занятный такой бред. Сон не сон не поймешь. Нет, точно не сон, там, даже в цветном, все как-то не по настоящему, а тут и больно и запахи и птички поют, и вот дерево трогаю, оно шершавое, ну как настоящее, опять же есть охота.