— Смешно, правда? — с ненавистью спросила Славянка.
— Извини, но я тебе не верю, — ответила Машенька. — Вепря нельзя убить.
Эти слова были сказаны без единой капли юмора, с полнейшей серьезностью. «Вепря нельзя убить». За прошедшие два часа Славянка дважды слышала эту фразу. Создавалось впечатление, что говорившие действительно верили в это.
— У Вепря девять жизней, — продолжала Машенька. — Четыре раза его уже убивали. Значит, осталось ещё пять. Так что не беспокойся, жив твой Серёженька и появится на сцене в самый неожиданный момент.
И вдруг она усмехнулась:
— Кстати, он не обещал, что женится на тебе?
— Обещал, — с вызовом проговорила Славянка.
— Ну-ну… Ещё кофе?
Славянка отказалась. Ей вдруг захотелось запустить чашечку, которую она до сих пор держала в руках, прямо в белое красивое личико, чтобы осколки разрезали упругую плоть, изуродовали холодные губы, превратив физиономию этой наглой хромой красотки в кровавую маску. Но она сдержалась и даже не нагрубила ей, только поставила пустую чашку на поднос и вежливо поблагодарила.
Всю вину за моральное поражение она записала на счет своего немытого потного тела. Ей почему-то казалось, что появись она здесь не в качестве жалкой замарашки, а во всей своей красе, то и разговор сложился бы иначе. «Наплевать, — подумала она. — В конце концов я пришла не к этой стерве, а к Круглову. Он знал Сергея, он мне поможет. А кстати, где же он? Что-то задерживается… Или она нарочно не сказала ему обо мне?»
— Где Круглов? — спросила она резко.
— Он говорит по телефону, не волнуйся, скоро ты его увидишь. Ему тоже не терпелось повидаться с тобой, ты весьма озадачила его своим появлением. Поначалу он решил, что ты какая-то проходимка, а сейчас почему-то засомневался.
— Да? А ты сама-то кем ему приходишься? Только не рассказывай, что ты его двоюродная племянница из Конотопа.
— Представь себе, нет. Я era жена.
Славянка удивленно уставилась на нее. Жена? Она меньше всего этого ожидала. Любовница — это ещё понятно, дочь — туда-сюда, но тоже ничего удивительного, судя по голосу, Круглову уже за сорок, и он вполне может иметь дочь двадцати с небольшим лет. Но жена… К тому же хромая…
— Что у тебя с ногой? — небрежно спросила Славянка. — Сломала?
— Сломала, — ответила Машенька. — Четыре года назад.
Наклонившись, она приподняла левую штанину и приспустила носок. Славянка охнула. Сантиметрах в двадцати ниже колена нога у Машеньки кончалась, и начинался металлический протез. Сделан он был до того искусно, что при надетом носке невозможно было распознать, какая из ног была искусственной.
— Боже мой… — только и сказала Славянка и перевела взгляд на Соню.
Та не мигая смотрела на неё.
В этот момент на лестнице послышались шаги, и Славянка обернулась. Со второго этажа спускался высокий упитанный мужчина с чуть тронутыми сединой черными волосами. Скошенный бугристый лоб блестел от пота. Большие темные глаза с кукольно длинными ресницами цепко смотрели ей прямо в зрачки и, казалось, без особого труда считывали все ее мысли. Одет он был в дорогой костюм серого цвета, сидящий на нем словно влитой, и даже с такого расстояния Славянка почуяла мягкий, довольно приятный запах незнакомого и, видимо, тоже чертовски дорогого одеколона.
Это был Круглов. Именно таким она его и представляла.
Спустившись, он открыл бар, из которого тут же послышалась механическая мелодия, и, взяв початую бутылку коньяка и рюмки, сел в кресло.
— Какие вы все у меня красавицы, — взглянув на каждую поочередно, сказал он. — Ну-ка разбирайте рюмки.
Девушки взяли, рюмки, Круглов разлил коньяк и поднял тост за женщин («За прекрасных женщин», — уточнил он, едва все успели пригубить). Потом он закинул ногу на ногу и скрестил на груди руки. Вид у него был как у сытого, пригревшегося на солнце кота.
— Ну-с, — сказал он, — Ярослава Морозова, натворившая бед в Сочи и угробившая Вепря, что тебе от меня понадобилось?
Он был деловой человек, перед ним не имело смысла разыгрывать никаких сцен и строить из себя несчастную обиженную сиротку, с ним надо быть предельно откровенной. Все равно она уже рассказала его людям почти всю правду, поэтому Славянка решила поддержать взятый Кругловым тон.
— Мне нужна крыша, — просто сказала она. — Крыша и деньги. Хотя бы немного, на первое время.
Круглов плеснул себе еще коньяку.
— Что ты понимаешь под словом «немного»?
Нет, он определённо был деловым человеком.
— Столько, сколько вы можете позволить себе дать взаймы незнакомому человеку.
Довольно хмыкнув, Круглов выпил коньяк.
— Весёлая ты девчонка, — заметил он. — И жизнь у тебя, как я погляжу, тоже весёлая. О ваших с Вепрем делах в Сочи мне только что рассказали. Если всё это правда, можешь гордиться собой — ещё чуть-чуть, и дело бы выгорело. Интересно, сколько таких затей было до этого?
— Двенадцать, — откровенно призналась Славянка. — Даже тринадцать: во Владивостоке у меня было две авантюры.
— Авантюры? — с усмешкой переспросил Круглов. — Вот, значит, как ты называешь свои дела.
— Не называть же мне их грабежами…
— А что, разве это далеко от истины?
— Да как сказать…
Они посмеялись. Круглов предложил еще выпить. Славянка возражать не стала, а Соня отрицательно покачала головой. Машенька тоже отказалась. Поднявшись, Круглов чмокнул её в лоб, потрепал Соню по щеке и попросил их подождать его наверху.
— Я жду междугородного звонка, так что вы посидите там, пожалуйста, на телефоне, пока мы закончим здесь разговор.
— Да, конечно.
Их безропотно оставили наедине. Славянка залихватски опрокинула в рот рюмку и фыркнула. Вдруг нестерпимо захотелось в ванную. Опуститься в горячую воду с головой, чтобы был пар и много радужной пены. От этой мысли и выпитого коньяка она опьянела. Да еще и голод дал о себе знать с новой силой. «Может, заплакать? — подумала она. — Попробовать его растрогать?»
Но она отбросила эту мысль.
— Ты много наглупила, — проговорил Круглов.
Славянка послушно кивнула:
— Знаю.
— И не только в Сочи. Ты уже сегодня успела наделать глупостей. На твоем месте я бы не был столь откровенен.
— Почему?
— Смертью пахнет. Тебе повезло, что всё так обернулось. На будущее знай — никому об этом деле ни слова, договорились?
— Я понимаю, Максим Андреевич, но у меня не было другого выхода. Без денег, без крыши, без знакомых…
Она и сама понимала, что язык распускать не стоило, и удивлялась теперь, как она осмелилась рассказать обо всем незнакомым людям. Наверное, гибель Сергея подействовала на неё так сильно.
— Без денег, без крыши, — со смешком передразнил её Круглов. — В Ростове это тебя не сильно смущало.
Славянка насторожилась:
— В Ростове? Но как… Откуда вы знаете?
Круглов развел руками:
— Как видишь, не такая уж ты таинственная личность, как хочешь казаться. Стоило лишь навести справки… Но ты можешь не волноваться: дальше Ростова мне ничего о тебе неизвестно. Да и об этом я узнал по чистой случайности — ты много там наследила.
«Да, наследила я там порядочно, — подумала Славянка. — И всё-таки интересно, как он узнал? И к тому же так быстро?»
В Ростов-на-Дону она приехала в середине мая, прямиком из Волгограда, и так же, как и сейчас, не было у неё ни денег (последние гроши она истратила на билет в общем вагоне), ни знакомых. Впрочем, к жизни она относилась как к глубокому колодцу, из которого все, даже нищий, могут напиться всласть. Только к колодцу этому надо подходить со своим ведерком. Желание облапошить кого-нибудь немедленно подмывало её.
И случай подвернулся довольно быстро. Все началось с того, что около одной из гостиниц, где Славянка бесцельно околачивалась, какой-то делец в «Мерседесе» цвета белой ночи принял ее за проститутку. Как оказалось, он был германским бизнесменом и по-русски говорил вполне прилично, если не считать акцента, впрочем, довольно милого. Сидя за рулем автомобиля и глядя на нее с самым серьезным видом, он похлопал рукой по сиденью рядом с собой: садись. Удивленно оглядевшись, Славянка ткнула себе в грудь пальцем: я? Немец кивнул. Терять ей было нечего, но зато найти можно многое, и она, недолго думая, улыбаясь села в «Мерседес». Самым решительным образом положила руку ему на колено. «Здешние путаны меня разорвут», — мелькнула мысль.