В нашу задачу, разумеется, не входит проведение специального исследования о фольклорных истоках самой легенды и о социально-политических мотивах ее включения в летопись, состоявшегося, вероятно, при редактировании свода около 1118 г. в период великого княжения Мстислава Владимировича (сына Владимира Мономаха) и под его руководством. Речь у нас идет, следовательно, о том, какова была концепция летописца и тех новгородско-княжеских сил, прямо или косвенно влиявших на его творчество, по вопросу о роли некоторых северных финноязычных народностей в деле образования государства.
А роль эта, судя по тому, как рассказывает о ней летописец, им отводилась немалая. Начать с того, что по крайней мере из десяти финно-угорских народов, перечисленных в летописном этнографическом введении, только два участвуют в «призвании» Варягов — Чудь и Весь. Несмотря на то что несколькими строчками выше, там, где говорится о дани, которую «имаху... Варязи» с ряда народов на Севере, и несколькими строчками ниже, где повествуется о центрах расселения отдельных северных же «племен», есть упоминания в первом случае Мери, а во втором Мери и Муромы, все же в рассказе о самом «призвании» ни один из этих народов не упомянут. Было бы, по нашему мнению, совершенно неверно пытаться объяснить этот факт ошибкой, пропуском или каким-нибудь дефектом текста. Гораздо естественнее думать, что в представлении летописца, который должен был придать видимость правдоподобия им воспринятой и использованной легенде, Весь естественным образом, равно как и Чудь,[5] подходила для выполнения данной задачи.
Здесь мы должны еще раз возвратиться к вопросу о том, где жила Весь. Говоря о расселении племен, летописец сообщает: «Ляхове же и Пру си, Чудь приседять к морю Варяжьскому». Чудь, таким образом, выступает перед нами в качестве балтийской этнической группы наряду с такими несомненными балтийцами, как Прусы или поляки. Ну, а Весь?
Предположение о том, что помимо белозерской группы Веси существовали и другие, в частности более западные ее ответвления, по-видимому, находит поддержку в приведенных выше фактах. В самом деле, в легенде о «призвании» Варягов речь как раз и идет о Веси в самом расширительном, всеобщем смысле. Здесь подразумеваются не только, да и, пожалуй, не столько восточные, белозерские ее скопления, сколько главным образом западные, обитавшие где-то в соседстве с Чудью, ближе к Балтийскому морю. Летописец должен был себе представлять и, видимо, действительно представлял себе, с какими трудностями должно было быть сопряжено реальное практическое осуществление такого акта, как призвание Варягов. Чтобы поверили его версии, ему требовалось обставить историю с призванием такими реалистическими подробностями, которые бы создали впечатление правдоподобия, заменили бы собой аргументацию, которой у него не было, да и не могло быть. Такой реалистической деталью и явилось включение в перечень народов, якобы осуществлявших «призвание» варяжских князей, Веси, местообитание которой, простиравшееся на западе до нижнего Поволховья, подходило, как и аналогичные данные о Чуди, для выполнения поставленной задачи. Вместе с тем нет никаких сколько-нибудь серьезных доводов, говоривших бы о том, что самые сведения о Веси, как в составе легенды о варяжских князьях, так и за ее пределами, вызывали сомнения с точки зрения их достоверности. Напротив, летописец был особо заинтересован в достоверном освещении фактов, касающихся Веси, пусть скупых, но зато всегда точных.
5
Между прочим, А. А. Шахматов считал упоминание Чуди в перечне «племен», «призывавших» Варягов, позднейшей вставкой в первоначальный текст сказания (А. А. Шахматов. Сказание..., стр. 317, 318).