Источники постоянно говорят о плохом состоянии в крае дорог. «А выставки из всех тех погостов, — сообщается в «Росписи Олонецким городом», — расселилися по мелким озерам в розни... сухим путем дороги во все погосты есть же, пешие и конные, а тележных дорог нет». В связи с этим в документах полностью отсутствуют упоминания колесных средств передвижения, которые появились у вепсов значительно позднее. Зато санями широко пользовались как в зимнее, так и, судя по этнографическим данным, в летнее время. Но наибольшее распространение там, где к тому были возможности, получили водные средства передвижения. «Чудь белоглазая», явившаяся «ограбить» Кирилла
Челмогорского, ехала «в малой лодийцы». Лодки различных типов — долбленки и дощаники, плоскодонные и килевые — и разных размеров издавна служили вепсам важнейшим средством транспорта. В XVIII в. вепсы Прионежья и верховьев Свири освоили даже строительство более крупных озерных судов — галиотов.
В кругу проблем истории культуры вепсов эпохи средневековья едва ли не самая сложная проблема возникает при попытке восстановить черты духовной жизни народа на том этапе его развития. Здесь к нашим обычным затруднениям — отрывочности и неравномерности распределения письменных источников и т. д. — прибавляются и другие, связанные по преимуществу с привлечением совершенно особой группы источников — фольклорных преданий, чрезвычайно интересного, но, к сожалению, еще очень мало исследованного жанра, — анализ которых позволяет, хотя бы отчасти, проникнуть в мир духовных (нравственных и эстетических) представлений вепсов в различные, подчас весьма ранние, периоды их развития, а также почерпнуть некоторые дополнительные данные по их этнической истории.
Относительно высокий уровень материальной культуры, хозяйства и социальной организации, достигнутый вепсами на протяжении рассматриваемой эпохи, сложность их этнической истории, а также наличие культурных воздействий на них со стороны карел и в особенности русских — все это позволяет думать, что и духовная их культура тех времен должна была отличаться достаточно развитым характером и сложным составом. Если внешним показателем этого уровня признать распространение письменности и грамотности, в данных конкретных исторических условиях осуществлявшееся на основе русского языка или во всяком случае русского алфавита, то следует отметить, что и в этом отношении вепсы достигли известных успехов. Хотя они не создали своей письменности, и в этом смысле они отставали, скажем, от коми-пермяков и даже карел,[44] но все же и из вепсской среды выдвигались отдельные лица, овладевшие русской грамотой и умевшие пользоваться ею для записи вепсских текстов: наличие страниц, написанных по-вепсски, в русском рукописном сборнике XVII в., о котором шла речь выше, — наглядное тому подтверждение.
Больше того, есть основания предполагать, что некоторые выходцы из вепсской среды имели возможность постигать высоты тогдашней образованности. Ряд интересных фактов дают агиографические материалы о «святых» Новгородской области, на что уже обратили внимание А. И. Соболевский, Н. Г. Порфиридов и Д. С. Лихачев. Савватий Соловецкий, Александр Свирский (уроженец с. Мандеры и, вероятно, вепс по происхождению), Александр Ошевенский из Белозерья — «все в детстве были обучены грамоте школьным путем». Известное отражение развития грамотности среди вепсов можно усматривать в некоторых новгородских берестяных грамотах. Личные рукоприкладства (подписи) крестьян на челобитных и иных документах говорят о том же.
Однако приобщиться к высокой книжной культуре, сосредоточенной в ту пору по местным северным монастырям, могли, разумеется, лишь единицы. Широкие крестьянские массы вепсского населения оставались неграмотными и были принуждены довольствоваться традиционными формами культуры, передававшимися из поколения в поколение устным путем.
Представить себе фольклор вепсов описываемой эпохи в сколько-нибудь полном виде при настоящем уровне изученности вепсского фольклора вообще едва ли возможно. Конечно, основные типы и жанры устного народного творчества (сказки, песни и проч.), известные нам по позднейшим записям, бытовали уже тогда, но проецировать их в столь глубокое прошлое в сколько-нибудь конкретном выражении пока что слишком рискованно. Этому должна предшествовать углубленная фольклористическая проработка всего наличного материала, его тщательный филологический анализ, в результате которых, без сомнения, откроются перспективы и для разрешения задачи, сформулированной выше. Теперь же приходится ограничиться только общим указанием на вероятность того, что сюжеты и образы вепсского фольклора поздней записи сложились на основе более ранних форм устного народного творчества.