Материальная и духовная культура вепсов складывалась под сильным русским влиянием., имевшим большое прогрессивное значение, вследствие чего многие ее элементы заимствованы от русских. Вместе с тем вепсы удержали значительное количество своеобразных черт, которые в сочетании с новыми советскими бытовыми формами составляют специфику их этнографической характеристики.
Ряд особенностей хозяйственной, этнической и культурной истории вепсов находит себе объяснение в своеобразии той природной, географической обстановки, в условиях внешней среды, в борьбе с которой, а не только в ее обрамлении или на ее фоне, эта история совершалась.
Несмотря на то что о вепсах существует довольно обширная литература, а вопросы, связанные с их этнографическим и историческим изучением, поставлены в науке давно и неоднократно подвергались обсуждению, все же до сих пор этот народ продолжает представлять собою до известной степени историко-этнографическую загадку. Наиболее важные аспекты, из которых складывается вепсская проблема — происхождение народа (первоначальный этногенез), ход его этнического развития в последующие эпохи, пути формирования культуры и быта, наконец его роль в этнической истории русского Севера, — до настоящего времени не нашли удовлетворительного освещения. Задача предлагаемого исследования и заключается в рассмотрении всех перечисленных аспектов и составляющих их более частных вопросов, равно как и всей проблемы этнической истории и генезиса культуры вепсов в целом.
Всякий, кто знаком с общим направлением историко-этнографических исследований о пародах финно-угорской языковой группы, в частности на Севере европейской части нашей страны, знает, что одна из наиболее существенных задач, возникающих при попытке выяснить обстоятельства этнического развития этих в прошлом бесписьменных и, следовательно, лишенных собственной исторической традиции народов (особенно на ранних этапах их истории), состоит в отыскании, установлении, идентификации их генетической связи с одной из этнических общностей, известных по наиболее древним русским, западноевропейским и арабским источникам (летописям и проч.). Применительно к вепсам эта задача очерчивается в рамках определения связей указанного характера с древней летописной Весью. Верно ли то, что это этническое образование должно рассматривать в качестве основы, на которой сложились позднейшие вепсы; верно ли, далее, что известия западноевропейских источников о Виссах и сообщения восточных писателей о Вису имеют отношение к Веси и, следовательно, к вепсам; возможно ли, наконец, скупые и до крайности малочисленные указания древнейших письменных источников приурочить к определенным археологическим памятникам и таким образом наполнить их новым содержанием — таков краткий перечень вопросов, подлежащих выяснению.
Но и он неполон. Письменные источники, содержащие сведения о народах нашего «чудского» (финноязычного) Севера, с определенного момента перестают упоминать о Веси. Перед исследователем, хочет он того или нет, неизбежно встает необходимость выбора: либо признать, что исчезновение Веси со страниц письменных источников вызвано действительным исчезновением самого «племени», и тогда задача идентификации его с позднейшими вепсами снимается, а решение проблемы должно быть перенесено в совершенно иную плоскость, либо пуститься на поиски следов «исчезнувшего народа», приняв в качестве рабочей гипотезы то допущение, что Весь продолжала существовать, но отражена в источниках под другим наименованием (аналогичные примеры известны), что должно отыскаться какое-то посредствующее звено в этой разорванной цепи, которое соединит между собою ее наличные звенья — Весь и вепсов. Факты убеждают, что верное решение этой дилеммы возможно лишь на основе последней гипотезы.
Конечно, постановка вепсской проблемы, вообще говоря, вовсе не сводится к рассмотрению только тех вопросов, которые перечислены выше. Как бы ни были они важны и интересны (и сами по себе, и как составная часть всего исследования), эта проблема рисуется нам как задача гораздо более широкая и емкая. Она включает в себя значительный круг сюжетов, относящихся к области социальной, экономической и отчасти также политической истории целого народа (пусть небольшого!), исследование которых диктуется интересами целостности описания и верного понимания самого этноисторического процесса, а изучение последнего в свою очередь ставит нас перед необходимостью еще более расширить означенный круг сюжетов за счет рассмотрения и решения историко-культурных, историко-бытовых и отчасти языковых вопросов.