Несмотря на то что постепенное накопление самых разнообразных материалов, сопровождавшееся их критической оценкой, должно, казалось бы, способствовать прояснению проблемы, этого, в сущности, не происходило. Здесь сказывалось не только непонимание исследователями внутренних связей между различными сторонами процесса этнокультурного развития вепсов и разнородными фактами, отражающими эти связи, но и отсутствие верных методологических предпосылок, преобладание в науке идеалистических социологических концепций как общего, так и более частного порядка, в которых нашли выражение далеко не одни лишь научные поиски и заблуждения того или иного ученого, но также интересы господствующих классов.
Так, взгляд крупнейшего русского дворянского историка H. М. Карамзина, будто древняя Весь была ассимилирована славянами и исчезла с исторической арены, не оставив после себя никакого потомства (который сам по себе, вероятно, отразил тогдашнее состояние источников),[3] оказался очень созвучен всему великодержавно-националистическому направлению государственной политики царского правительства России. Так, теория выдающегося языковеда А. И. Шегрена о происхождении вепсов от племени Емь (Ямь), переселившегося будто бы из области Заволочья на рубеже I и II тысячелетий н. э. в Финляндию и составившего ядро финского народа, оказалась очень существенным моментом в идеологии националистической финской буржуазии. Так, концепция известного шведского археолога Т. Арне о скандинавской (шведской) колонизации Приладожья в IX-XI вв. н. э. явилась немаловажным звеном в цепи давних и до сих пор не прекращающихся попы на ток обосновать антинаучную «норманнскую» теорию, отрицающую самостоятельность государственного и культурного развития Руси.
Надо ли говорить, что существуют и другие концепции, ошибочные в самой основе, идейная направленность которых проступает не столь явственно («угорская» теория Д. Европеуса, тенденциозные характеристики вепсской культуры в отдельных обобщающих работах финских буржуазных этнографов, примитивная теория вепсского этногенеза В. Н. Майнова), концепции, идущие вразрез с показаниями фактического материала, полностью игнорирующие материальные условия, в которых протекали этнические процессы. Разумеется, в работах исследователей дооктябрьского периода содержатся не только ошибочные положения. Наряду с ценным фактическим материалом в них высказываются и верные мысли (это относится в особенности к сочинениям Е. В. Барсова, П. С. Ефименко, H. Е. Бранденбурга, А. А. Спицына и др.), развитие которых составило хорошую традицию, продолженную после Октября.
Пробуждение к сознательной жизни, приобщение к самостоятельному историческому творчеству в советскую эпоху всех народов нашей страны, в том числе и малых народностей, способствовали расширению научного интереса к проблемам их происхождения, истории формирования их культур и т. д. В оживленных творческих дискуссиях широко освещаются вопросы этнокультурной истории, в частности, финно-угорских народов. Исследователи сосредоточивают свое внимание на выработке методологических основ подобных исследований. Усиливается собирательская деятельность (возрастает число экспедиций, возрождается краеведение, создаются музеи).
Все сказанное, к сожалению, не может быть в полной мере отнесено к проблеме изучения этнической истории вепсов. Если собирание эмпирического материала о них действительно стало более интенсивным (этнографические работы С. Макарьева и 3. П. Малиновской, археологические раскопки В. И. Равдоникаса и Г. П. Гроздилова, антропологические исследования Д. А. Золотарева и Г. Ф. Дебеца и т. д.), то серьезных попыток синтезировать полученные данные под углом зрения историко-этнографических задач, в сущности, не предпринималось. За неимением лучшего во многих работах находили себе место старые этногенетические схемы. Те отдельные статьи и высказывания, в которых обсуждалась безусловно плодотворная мысль о наличии прямой генетической связи древней летописной Веси с современными вепсами (например, статьи Д. К. Зеленина), носили все-таки в большой степени умозрительный характер и не выходили за рамки простого сопоставления этнонимических созвучий и географических совпадений. Громадный хронологический разрыв между крайними пунктами сопоставления (Весь и вепсы), составлявший ни много ни мало около 9 столетий, ставил под сомнение любое подобное совпадение и заставлял искать более убедительные фактические доказательства.
3
Первый том «Истории государства Российского» вышел в 1816 г., а А. И. Шегрен впервые посетил вепсов восемью годами позднее.