Через три месяца в квартире Никольских раздался звонок.
– Товарищ генерал, – услышал Николай Александрович в трубке, – вас беспокоят по поводу вашего сына.
– Что случилось? – забеспокоился мужчина и устало провел рукой по волосам. Нине с каждым днем становилось все хуже и хуже, и тревога за жену подтачивала силы. – Что с моим сыном?
– Он совершенно не подходит для армейской службы, – спокойно произнес собеседник. – Мы не можем его исключить, потому что его успеваемость по общеобразовательным предметам самая высокая, однако его психологическое состояние нас беспокоит.
– Что с ним? – повторил свой вопрос Николай Александрович.
– Он ни с кем не общается, почти не спит и не ест, часто плачет. Несколько раз наши врачи обращали внимание на то, что у ребенка нервный тик.
– И что дальше?
– Мы очень уважаем вас, Николай Александрович, мы ценим, что вы выбрали наше училище для своего сына, однако вынуждены сообщить вам, что мальчика лучше забрать. Он не военный и никогда им не станет. В следующем году мы все равно исключим его – он не пройдет проверку на профпригодность, однако нам кажется, что не надо мучить ребенка год.
Нина своим материнским чутьем поняла, что с ее сыном что-то случилось, и вышла из спальни. Держась за стенку рукой, она в упор посмотрела на мужа, и в ее глазах было и беспокойство, и осуждение, и боль за своего ребенка. Вынести этот взгляд умирающей любимой жены генерал Никольский не смог, поэтому устало произнес:
– Спасибо, я вас понял. На выходных я приеду за ним. Всего доброго.
Не дожидаясь ответа, Николай Александрович положил трубку и отвернулся к окну – мечты о продолжении династии рушились: единственный сын никогда не станет военным, а любимая жена никогда не подарит ему второго ребенка, который смог бы пойти по его стопам.
Так маленький Влад вернулся домой, успев попрощаться со своей любимой мамочкой – через несколько месяцев ее не стало. Началась совсем другая жизнь...
Глава 2
Николай Александрович возвращался домой, обдумывая, как сейчас будет говорить с сыном. «Владу скоро будет восемнадцать лет, – думал отец, сидя в служебной машине, – а значит, он будет призван в армию. Правда, у отпрыска, по-моему, совсем другие планы на жизнь, но ничего, он еще слишком мал, чтобы самостоятельно принимать решения. Пусть послужит, как все нормальные ребята, может, мужиком наконец станет. А то просто противно смотреть – английский учит, книги читает, всегда чистый, опрятный, умытый, словно девица какая-нибудь. Нет, я заставлю его пойти служить – хоть в этом настою на своем. Нины нет, никто не встанет теперь поперек моей воли, а этот щенок вообще только слезы пускать умеет, так что я его скручу в бараний рог! Нет, он пойдет у меня служить!»
Разговаривая сам с собой, генерал все больше и больше распалялся – ему не терпелось высказать все то, что терзало его военную душу. Когда шофер остановил машину возле подъезда дома на Патриарших прудах, Никольский уже еле сдерживался...
Влад читал книгу, лежа на диване. Возле него стояла нетронутая тарелка с ужином. Молодой человек уже привык к тому, что отца дома почти никогда не бывает: то командировки, то учения, а то и просто необъяснимые отлучки на ночь. Сначала, после смерти матери, которую 12-летний мальчик переживал очень долго и мучительно, Влад потянулся к отцу, желая получить от него хоть толику тепла и нежности, но наткнулся на стену холодного молчания. «Неужели папа совсем меня не любит? – думал несчастный ребенок. – Неужели я настолько разочаровал его, что теперь он никогда не испытает ко мне нежных чувств? Как же мне плохо без моей мамочки! Как мне хочется, чтобы кто-нибудь меня обнял и прошептал тихонько, что любит меня! Почему же папа отвергает меня? Мне же больно!» Эти мысли почти ежедневно одолевали сына, однако положение не менялось – отец все больше и больше отдалялся от ребенка, и со временем Влад смирился. В принципе все было не так уж плохо: деньги на карманные расходы генерал выделял сыну каждую неделю, репетиторов английского языка, к которому у мальчика были способности, оплачивал, не скупился на одежду, которую часто привозил сыну из командировок, дома всегда была вкусная еда. Но Владу было одиноко, и свою жажду общения он утолял литературой...