Только прежде о том, с кого начинался рабочий класс Магнитки. С бедных местных казаков. Богатые, те сердились, что возле горы Магнитной поставят завод-дымокур; скоту раздолья не будет, хлеба не станут расти. Ну, и твердо выказывали это: на постой не пускали, хлеб, мясо зажимали. А еще он с башкир начинался, текли они сюда из ближних горных аулов. С комсомольцев из Троицкого округа. С лапотных артелей, прибывших из центральной России на своих лошаденках. Целый год несколько тысяч таких вот артельщиков, живших в особицу да группами и смекавших, как бы подзаколотить побольше деньжат, выполняли земляные работы с помощью телег-грабарок и лопат. А потом уж экскаваторы, да и те долго одиноко маячили среди моря грабарок.
А в общем-то, самый разношерстный народ прибывал сюда: коренные рабочие, ремесленники, крестьяне. И были еще бесшабашные молодые и сильные люди, которые называли себя зимогорами. Среди зимогоров, как утверждал в дальние годы вырубщик, наш сосед Николай Егорович, и начинал свой путь знаменитый Галиуллин. «Кто мы есть, зимогоры? — говорили они. — Мы есть вольный, отчаянный народ без роду и племени. На одном месте канатами нас не удержишь. Работаем — так до упаду, пьем — так до сшибачки. Деньги для нас — ветер: пролетели — и шут с ними. Силенка имеется. Еще подзаколотим».
В году тридцатом-тридцать первом бригаду, в которой был Николай Егорович, поставили на копку траншей для водопровода. Траншею надо было проложить от Насосной, что до сих пор поит нас вкуснейшей водой из подземного озера, к городу. С бригадой заключили договор на рытье канавы длиной полтора километра, глубиной три метра. Срезан наполовину отмеренный слой грунта — аванс в пятьдесят процентов от договорной суммы. Бригаде Николая Егоровича попался мягкий грунт. А соседней бригаде зимогоров хуже, местами скалистый. Приступая к работе, зимогоры сбрасывали с себя одежду до пояса, копали и кайлили от зари до зари. Даже в холод они работали полураздетые. Все как чугунные от загара и ветра. Вожаками у них были двое — русский Смертин и татарин Галиуллин. Озорники, пересмешники, лопатами орудуют, что драга ковшами. И пот на них — стеклом.
Зимогоры обогнали бригаду Николая Егоровича, гораздо раньше получили аванс. И загуляли. Тогда на Магнитке был сухой закон, но они все-таки раздобыли сивухи: то ли кто из них съездил в Верхнеуральск, где был водочный завод, то ли кто им оттуда привез. Людишек, промышлявших зельем, в ту пору хватало, хоть и карали за это жестоко. Кутили зимогоры три дня, голоса на песнях сорвали, передрались. Бригаду Николая Егоровича гоняли по степи, все избить норовили. На четвертый день, слегка опохмелясь, вышли на работу, опять «вкалывали», как говорили тогда, стемна дотемна. А когда закончили копку траншеи, попировали — и врассыпную, кто куда. Смертин и Галиуллин подались в бетонщики, быстро отличились и стали сколачивать бригаду. Брали к себе только сильных, и то с испытательным сроком. Ленца в ком или трудовой азарт не отмечен постоянством — прогонят в три шеи. И такую могучую бригаду сковали, что поставили мировой рекорд на бетонировании. Дали в смену почти тысячу двести замесов. Озеро, целое озеро бетона! Слава на всю страну! Вот так здешний рабочий класс создавал, по существу, сам себя.
— Не преувеличиваешь, отец? Мне почему-то казалось, что как только начали создавать на Урале гигант металлургов, сюда хлынули потоки исконных рабочих.
— «Казалось»… Ты почитай воспоминания Смольянинова. В двадцать девятом году он приехал в Свердловск, назначенный начальником Магнитостроя. И сразу был огорошен фразой: «Людей нет». Имелось в виду и число рабочих, и особенно их умение, уровень сознания. Видать, не случайно называли тогда рабсилой всех, кто прибывал на уральские новостройки. И, наверно, хватил Смольянинов лиха с этой рабсилой, коль он чуть ли не с отчаянием вспоминает, что нехватка квалифицированных специалистов была трагедией Урала того времени.
Электрина скользила бы бесшумно, если бы не шелест колес. Нас обвеивало волглой предутренней свежестью.
Когда Антон поворачивал на проспект Металлургов, я увидел поверх Горного института отблеск вспышки, сразу залившей ярким светом простор улиц. Затем город вздрогнул от могучего взрыва. Это поднялся с космодрома межпланетный корабль.
— На астероид Гермес, — взволнованно промолвил Антон.