Потом разговор перешел на близкую к этой тему — о человеческой теплоте. Антипин рассказывал, как однажды к нему зашел проститься один директор металлургического комбината, которого перевели на другое место. «Вот ты уезжаешь — заметил секретарь горкома — а что оставляешь за собой? Покойный Григорий Иванович Носов оставил после себя прекрасный фруктовый сад на шестьсот гектаров. И о нем народ долго будет помнить. А такого директора, как ты, забудет через год-два».
Так и получилось. Ты ведь и сам помнишь, сын, знаменитый носовский фруктовый сад. В нем сейчас можно заблудиться — так он широко разброшен. Вроде, вместе отведывали наши яблоки: брызжущий соком «уральский партизан», духовитый «белый налив», хрусткая «папировка». А чем плохи желтые и лиловые сливы? Или груши? Теперь уже никому не в диковинку, что на уральской земле прекрасно растут фрукты. А ведь, черт побери, раньше многие считали, что Урал — это только руда, только сталь, только машины. Между прочим, виноград здесь начался с сорта Металлург. Грозди его были не больше детской кисти, а ягоды вроде рябиновых. Помнишь?
— Припоминаю, — не сразу ответил Антон, уйдя в какие-то свои, сокровенные мысли, надолго прощаясь с родным городом.
Еще пересекая улицу Горького, мы увидели синий с золотом огонь, трепетавший в воздухе над площадью Орджоникидзе. Вскоре перед нашими глазами показался чугунный светильник, рукоятку которого держали женщина и мужчина. Складки их чугунной одежды как бы несло ветром в сторону проспекта. Казалось, они шагают на восток, к горе Магнитной, из-за гребня которой каждодневно встает солнце.
Мы остановились неподалеку от монумента, и огонь теперь полоскался, шелестя в вышине над нами. Это был памятник творцам Магнитогорска. Но всем, кто смотрел на него, казалось, что он посвящен труженикам всех времен, чья работа — негасимый огонь утверждения и продолжения энергии, красоты и мудрости жизни.
Прежде чем повернуть электрину на набережную, Антон бросил ласковый взгляд на дом за круглым, пламенеющим красными каннами цветником. Я догадался: сын мысленно прощается с ним.
Мы ехали по набережной и молчали. В моей памяти, да и наверное в памяти Антона проносилась судьба Сулимова. Вот он, в замызганной шинели и шлеме с кумачовой звездой, едет в Москву за деньгами для рабочих Белорецка, не получавших зарплату четыре месяца. Знаменитая теплушка времен гражданской войны. Стукотня и звон колес не заглушают выстрелов.
Москва. В кремлевский кабинет, где он разговаривает с Бонч-Бруевичем, стремительно входит невысокий лобастый человек. И Сулимов узнает в нем Ленина, хотя и не видел раньше ни самого вождя революции, ни его портретов. Сулимов входит в здание Государственного банка, все еще явственно слыша слова Ильича: «Если не будут выдавать денег, сразу звоните лично мне». А на ступеньках широкой лестницы его уже ждут комиссар банка и те самые чиновники, что манежили уральца, ссылаясь на то, что привезенные им бумаги не завизированы полицией. Будто не знали, что царь свергнут и полиция разогнана.
Новые годы, новые дела. Зимним февральским вечером двадцать девятого года он въезжает на розвальнях в станицу Магнитную. В кармане пиджака лежит путевка за номером один, выданная ему Уральским обкомом партии. Он должен подготовить жилье, одежду и продовольствие к прибытию первых рабочих, что будут возводить завод-гигант.
Снова Кремль. Заседание Совнаркома. Только что сделали доклады начальник Магнитостроя Смольянинов и главный инженер Магнитостроя Гассельблат. Обращаясь к Сулимову, председательствующий спрашивает, имея в виду время, необходимое для доклада: «Сколько вам нужно?» — «Мне нужно, — отвечает Сулимов, — на миллион рублей товаров и продуктов» Председательствующий улыбается и говорит: «Здесь Анастас Иванович Микоян. Подойдите после заседания к нему. Я думаю, вы договоритесь обо всем». Он, Смольянинов и Гассельблат стоят, радостно обнявшись: Совнарком принял постановление чуть ли не вдвое увеличить проектную мощность комбината.
А сейчас… Даже представить себе трудно гигантские шаги нашего комбината. Сейчас он дает миллионы тонн стали в год. Океан металла! А ведь начиналось все это с каких-то трехсот с немногим тысяч тонн стали, выплавленной в 1921 году всеми заводами Советского Союза. Исполински труды — велики достижения! Слились в них воедино богатырские усилия самых разных людей: железного наркома Серго, строителя Смертина, сталевара Боброва, библиотекаря Чуновой, врача Дробышева, художника Соловьева, учительницы Жиловой, партийного работника Шишмакова, наждачницы Першиной, музыканта Эйдинова.